Начало очередной недели. Опять. Через час надо идти на работу. Опять. Ещё один день придётся провести за бесполезными расчетами. Опять. Надо разработать очередной вариант бизнес-плана. Опять. Прошла неделя, условия получения финансовых средств изменились, потенциальные инвесторы хотят видеть, как изменится поток денег, если случится то, это или ещё что-то – всё надо переделать. Предстоят три дня бессмысленной работы, потому что после этого в план придётся включить ещё другие условия. Да, опять! Да и что, в конце концов, представляет собой бизнес-план? Это всего лишь предположение о том, что произойдёт с проектом, если будут выполнены конкретные принятые условия и прогнозы. Кто это может предвидеть? Кто это высшее божество, знающее все с инвестициями связанные риски и их влияние на бизнес-план? Меня всегда покоряли серьёзные лица, с которыми эти дяденьки в костюмах и при галстуках изучали таблицы цифр; углублялись, дискутировали, обсуждали, выдумывая аргументы, походившие на тыканье пальцем в небо, пока моему боссу (как бы в интересах клиента) не пришла в голову очередная гениальная мысль о замене какого-то условия.
– Анджей, да, что случится с инвестицией «Net Present Value», если мы изменим её так, а вот здесь её увеличим на столько? – уже услышал я и голос босса, и этот вопрос.
– Сразу не скажу, надо рассчитать, – отвечу я. Отвечу со вздохом, так как буду знать, что последует, а это – очередные дни над таблицами без какого-либо удовольствия.
Правда, много чего я мог сказать сразу, потому что все тенденции знал наизусть. И, зная тенденции, в девяноста процентах случаев с лёта мог определить влияние изменений на конечный результат в категориях «pass» или «fail», что означает пригодность или непригодность проекта для реализации. Я пробовал так делать. Однако боссу это не годилось. Боссу нужны были числа с двумя знаками после запятой. Вполне возможно, что это было правильно – в противном случае, как босс и потенциальные инвесторы могли знать все соображения, которые знал я, готовя оценку проекта? Однако мне это было противно. Цифры всегда подтверждали то, я предусмотрел ранее, а это для меня означало зря потраченное время и энергию.
Я чувствовал себя опустошенным. Опять.
Опять? На самом деле это ощущение не покидало меня в последние пять лет. Оно было неизменным с тех пор, как я без тени сомнения согласился на повышение, став ведущим экономистом в международном предприятии по оценке инвестиций. Тогда мне было тридцать семь лет, я следовал своей мечте об успешной карьере и чувствовал себя полным сил и способностей. Вначале всё казалось в розовом цвете – засучив рукава, я бросался на борьбу с армадой чисел, предлагая идеи введения новых показателей эффективности, которые более объективно отображали бы ситуацию с потенциальными инвестициями. Но это никому не было нужно. И прежде всего моему боссу, так как редко какой из оценённых нами проектов был утверждён как перспективный. Мой творческий порыв иссяк, энтузиазм угас. Однако возник коньяк. Нет, не много – всего раз или два в неделю. Это позволяло на мгновение отвлечься, и ничего, что гнусность ситуации это не меняло. Мне были необходимы эти незначительные моменты отвлечения, позволявшие хоть ненадолго забыться, обмануть себя, сделать вид, что всё в порядке, хоть незначительно погрузиться в относительно другой мир. Стал ли я зависимым от этого? Вероятно да, если зависимостью можно считать желание не находиться там, где ты находишься …
После этого, пару лет спустя, меня бросила Инесе. Мы не были в браке, жили, как стало модным говорить, в статусе социальных партнеров. «Ты остыл!» – Инесе неоднократно отмечала, пока в один из дней не предложила попробовать месяц пожить отдельно. Месяц закончился, раздельное проживание осталось неизменным, подтверждая где-то услышанную мудрость, что ничего нет более постоянного, чем временное. Друзья? У меня было несколько, но по одному они начали отдаляться. Не знаю, это произошло по моей или по их вине. Возможно, я устал притворяться, делая вид, что успешнее и счастливее, чем был на самом деле.
Говорят, что по окончании одного процесса начинается нечто новое. Да, так было и в моём случае. Только нигде не сказано, что это новое будет чем-то хорошим. Я стал пить антидепрессанты. Понял, что свою опустошенность на работе я пытался как-то восполнить, требуя внимания от Инесе, хотя сам не мог ничего дать ей. Когда рядом со мной не стало Инесе, дыра пустоты ещё больше увеличилась. Она превратилась в водоворот, в омут, который медленно, но верно засасывал меня. В результате часть меня оказалась там, в небытии.
Не могу не сказать о своих новых отношениях. Мою новую партнершу звали мигрень. Доктор так и сказала – с этим недугом придётся уживаться, так как лекарства от мигрени нет. «Не то, чтобы совсем нет, потому что другие врачи говорят, что есть, и всё-таки нет». Этот каламбур я понять не смог, он не вписывался в привычные для меня категории «pass» и «fail». Но – а какая разница? На общем фоне это было нечто, что естественно вписывалось, если так можно сказать, в пейзаж, в котором я жил. К тому же, как слышал, единственным я не был. В известной мере болячка эта считалась современной.
Какое-то