Отец с матерью работали на пассажирском пароходе. Эта сибирская река с непонятным названием Обь и стала моей малой родиной. Когда мы заходили на очередную короткую стоянку у красивой деревни на яру, мне захотелось родиться. Мать отвели в тамошнюю больницу, и пароход ушел. На обратном пути забрали уже нас двоих, довольных случившимся обстоятельством.
С тех пор, как только я подросла и смогла осознать, сказанное родителями, я всегда с трепетом ожидала приближения этой красивой деревни, понравившейся мне ещё до рождения. На коротких стоянках мы с мамой пытались пробежаться по деревне, делая забеги на длинную дистанцию от пристани вдоль главной улицы, широченной и длинной, проложенной с истинно сибирским размахом.
По дороге я пыталась разглядеть свою малую родину. Все здесь было подстать главной улице, большое, широкое и весёлое.
От пристани дорога, поросшая травой и огромными лопухами вдоль заборов, вела наверх. Большие дома, все в черемухах, щурились на меня своими смешливыми окнами. Добежать мы успевали только до магазина. Он был таким же, как и всё здесь, огромным, тихим и залитым солнцем.
До больницы, моего первого пристанища в этом мире, мы так ни разу и не добежали.
Мой первый дом, где я родилась и прожила несколько дней, так и остался для меня, похожим на дома, мимо которых мы пробегали, большим и светлым, с сочащейся от жары из бревен смолой, сверкающей на солнце. Он так и остался для меня незнакомым и притягательным.
Зимовали мы вместе с нашим пароходом в Моряковке, в доме моих бабушки и дедушки. Дед только к нашей зимовке демобилизовался из армии, пройдя всю войну и задержавшись на службе в Кёнигсберге.
Радость его возвращения была сдобрена моим рождением. Родные хотели назвать свою первую дочь и внучку необычно, значимо, и каждый день звали меня по-разному, не останавливаясь ни на одном имени. Так длилось несколько месяцев. Потом дед сказал, хватит издеваться над ребенком, и внес свои коррективы, предложив назвать меня Победой.
Победой я пробыла уже дольше, несколько недель. Потом родные сообразили, что это как-то немного официально, и решили назвать меня Звездой. Отчество у меня было подходящее, плавное, Васильевна.
Когда уже пошли в Загс, работавшая там мамина подруга сказала:
– Это, конечно, ваше дело. Но вы подумали, что вы накликаете на своего ребенка? Ведь её всю жизнь, хорошо ещё, за глаза, будут называть по созвучию.
Родные, моментально прокрутив в голове это созвучие, ахнули. Такого они своему чаду не хотели. Друг и однополчанин деда, приглашенный на семейное торжество, сказал:
– Хватит вам изгаляться над девчонкой, назовите её простым именем, Вера. Оно трудно поддается всяким созвучиям и опять же редкое, как вы и хотели.
Так из Звезды Васильевны я превратилась в трудно поддающуюся всяким неблагозвучным созвучиям Веру Васильевну.
Все-таки, мы отличаемся и от Востока и от Запада. Чрезмерной переливностью нашего языка что ли. Или чрезмерной нашей любовью ко всяким созвучиям. Или, и тем, и другим, и ещё многим-многим.
Ведь ходят по свету миллионы всяких там Астер и Эстер. Звезд и Звездей. И только мы, русские, понимаем, что живи они в России! И им бы пришлось задуматься, а правильно ли родители им выбрали имя? Нашлись бы быстро умельцы, созвучившие и их имя черт-те-с чем.
Это витало в воздухе вокруг меня с того памятного дня моей регистрации в человеческое сообщество.
Весь первый год моего рождения прошел для меня тихо и мирно, чего не могу сказать о моих родных. Дед нашел себе зазнобу, решив наказать свою жену по – мужски, а там и затянуло. Дед не простил её «слабость», так он объяснял всем свою.
Тем делом, долгой суровой зимой, родители сообразили мне братика.
В год его появления на свет пароход, вместе со всей командой, перевели на зимовку в новую базу – караванку. Попросту, в Затон, тоже поселок речников, но уже в пригороде другого крупного порта, Новосибирска.
Навигация закончилась, когда уже шла шуга1. Пароходы пошли по местам своих зимних стоянок, чтобы встать вдоль берега затона, небольшой бухточки, вырытой земснарядом.
Мы была с родителями до конца навигации. Нам было хорошо, тепло, светло, много горячей воды и корабельный медик, положенный по штату на пассажирском пароходе.
Как бы то ни было, на новое место жительства мы прибыла с комфортом.
Как сейчас говорят, полные больших надежд на будущее, но врать не буду, ничего про те свои надежды не помню.
Для экономии топлива котлы пароходные быстро затушили, и наша жизнь резко похолодала.
Как и всегда в нашем благословенном государстве, решение приняли в одном месте, а выполнять его доверили совсем в другом, где не очень-то могли сообразить, как с помощью одного лишь решения, без других подручных материалов, расселить почти полсотни человек команды с женами и детьми, неизвестно куда.
Сидя в темноте враз промерзших кают, потерпев еще немного, как это всегда принято у нас, «мужики»,