Олин папа, король маленького государства, потерянного в горах, познакомился со своей будущей новой женой на ежегодном балу, который сам и устроил. Каждый год в середине весны, а точную дату середины весны указывал придворный астролог, король Игнат XI устраивал бал, на который приглашал буквально всех, кто хотел прийти. Он так и просил глашатая – скажи, мол, глашатай, чтобы на бал приходили все, кто только захочет, и пусть не ерепенятся. Причем, пусть приходят без подарков – подарков не надо. Только, просил король, чтобы ноги вытирали. Вот именно после такого бала, Оле как раз исполнилось шесть лет, папа позвал ее к себе в кабинет. Игнат XI сел в большое кресло, которое было принято называть троном – наверное, за массивные резные подлокотники, хотя, по сути, кресло как кресло, ничего особенного. Оля стояла перед отцом в кружевном платьице голубого цвета и думала о том, что вот сейчас папа что-то скажет, что-то важное. Папа всегда садился в это кресло и вызывал ее к себе, когда хотел поделиться чем-то важным. Вот и сейчас папа Игнат XI пристально смотрел на дочь, а дочь стояла перед ним, одной рукой поглаживая себя за ухом, а во второй сжимая за лапу любимого мишку – игрушку, которую помнила почти с рождения.
Король Игнат XI посмотрел на дочь и вздохнул. Ну, сказал король, вот такие дела. Оля понимающе кивнула и прижала мишку к груди. Я, снова начала король, но замолчал – замялся. Оля внимательно смотрела на папу и пыталась понять, что же такое он хочет ей сказать, что же такое важное, раз не может решиться. Она даже перестала поглаживать ухо, зато обняла замусоленного за прошедшие годы мишку и второй рукой. Я, сказал папа король и вздохнул, тут познакомился с одной женщиной, вчера. Оля молчала. Только ты не волнуйся, сказал папа Игнат, пожалуйста. Я не волнуюсь, сказала Оля и даже попыталась улыбнуться, но она почему-то вдруг так разволновалась, что улыбка у нее получилась какая-то напряженная. Но папа король не заметил, он был весь погружен в свои мысли. И, в общем, через какое-то время продолжил папа Игнат, она, наверное, будет жить с нами. Я все-таки король, еще сказал папа король, и наконец-то, отвлекшись от своих мыслей, внимательно взглянул на дочь. Оля кивнула и, сделав реверанс, медленно пошла к дверям. Я все-таки король, услышала она извиняющийся голос своего папы, мне положено. Да, папа, сказала она, не оборачиваясь, конечно, папа. Мишка в ее опущенной руке жалобно волочился по полу.
Оля быстро подружилась со своей новой мамой, она все-таки была папина дочь, то есть – принцесса, а новая мама оказалась красивой и доброй. Новая Олина мама с пониманием отнеслась к некоторому отчуждению, с которым Оля с ней общалась. Новая Олина мама старалась не перечить мелким прихотям своей благоприобретенной дочери, привыкшей к отцовской заботе. Она и сама окружила Олю заботой и обожанием, и, через год или два, Оля даже начала называть ее мамой. Так попросил папа Игнат, и Оля не стала возражать. В конце концов, новая Олина мама оказалась красивой и доброй, у нее были длинные вьющиеся черные волосы, мягкие черты лица и приятный голос. И она пела красивые колыбельные песни. Но что-то мешало Оле считать ее своей мамой. Даже несмотря на то, что они подружились – вместе ходили на ярмарку, вместе гуляли в парке и кормили лебедей подсохшей булкой. Папа Игнат был доволен, и Олю это радовало. Ей и самой, в общем-то, было не на что жаловаться. И с каждым годом она все ясней понимала, что ей, скорее всего, даже повезло, потому что совсем без мамы жилось бы куда сложнее. Но все равно что-то мешало, и про себя Оля называла свою новую маму мачехой, смутно понимая, что в самом этом слове есть противопоставление родная – не родная. Олина новая мама была добрым, хорошим, но не родным человеком, и Оля к этому привыкла. И даже стала считать, что по-другому не бывает. Ну, то есть, бывает, конечно, но редко. И не в ее жизни.
И, в общем, когда Оле исполнилось 19 лет, она поняла, что пора начинать самостоятельную жизнь. Ну, хотя бы попробовать. Так что однажды, после очередного весеннего бала, она попросила папу занять свое коронное место в кресле, которое даже немногочисленные слуги называли троном. И, когда постаревший король Игнат взгромоздился на этот трон, встала перед ним и заглянула ему в глаза. Я, сказала Оля, уже взрослая. Мне кажется, что пора как-то начинать жить – пойти учиться, снять квартиру, в конце концов. А лучше дом – снять дома на опушке самого красивого в королевстве леса. Я уже и дом этот присмотрела, продолжила Оля, потому что папа Игнат молчал, то ли внимательно слушая, то ли, как ему было свойственно, погрузившись в собственные мысли. Я буду приезжать к тебе в гости, например, раз в два месяца, сказала Оля, ну, или писать постоянно, если приехать не получится. Я же, все-таки, принцесса. Король, наконец-то отвлекшись от своих мыслей, вздохнул и посмотрел на Олю. Вот, подумал король, и выросла моя дочь. Да, папа, сказала Оля, словно прочитав его мысли, я выросла. И, сказала еще Оля, к тому же, я принцесса. И король кивнул в ответ, потому что сказать ему было нечего.
Глава II
в которой Оля едет в карете в свой новый дом и слушает рассказ возничего