Родился Сергей Тимофеевич Григорьев в Сызрани в 1875 году. «На шестом году жизни я при содействии руки отца в первый раз сдвинул ручку регулятора и стронул паровоз, – писал он в автобиографии. – С тех пор я нежно люблю паровозы». И эту любовь к машине, к таинственному, блещущему медью и маслом, окутанному паром и послушному руке человека чуду, Григорьев принес в детскую литературу, принес в нее своевременный интерес к технике и труду.
Очень помогло в этом писателю техническое образование. Детская увлеченность техникой не прошла с годами, и его потянуло в Технологический институт. Но занимательные рассказы отца об электротехническом заводе в Петербурге соблазнили Григорьева, и он поступил в Петербургский электротехнический институт. Учиться было трудно, так как в институте царил суровый, почти военный режим. Юный электротехник не выдержал, бросил учебу и, возвратившись на Волгу, провел там три года (1894–1897), работая то в Сызрани, то в Самаре, то в селе Печерском на Самарской луке.
Но диплом инженера был нужен. И Сергей Тимофеевич опять поехал в столицу и вторично поступил в тот же институт, чтобы завершить образование. Однако участие в студенческом движении и возникшая весной 1901 года угроза ареста заставили его, не закончив институт, покинуть Петербург. И снова Григорьев в родных местах – там, где прошло его детство.
В 1899 году он познакомился с Алексеем Максимовичем Горьким, печатавшим свои фельетоны в «Самарской газете». Вскоре и Григорьев поместил там рассказ «Нюта», задуманный им и для взрослых, и для детей.
До 1917 года Григорьев жил во многих городах Поволжья. «Нанесенный на карту Российской империи, мой жизненный путь, – писал в автобиографии Сергей Тимофеевич, – очень затейливо по ней петляет». А с 1922 года он прочно осел под Москвой, в Сергиевом Посаде, городе, переименованном в 1930 году в Загорск.
В то время там жили писатели Михаил Пришвин, Алексей Кожевников, художник Владимир Фаворский. Григорьева окружали мастера знаменитых сергиевских игрушек – резных и расписных петушков и баранов, медведей и лис.
В подмосковном затишье Григорьев пишет свои первые детские произведения: рассказ о Гражданской войне «Красный бакен» и повести «С мешком за смертью» и «Тайна Ани Гай» – о советских детях в голодные 1920-е годы.
В 1920-1930-е годы Григорьев создает несколько исторических повестей о прошлом нашей родины: «Берко-кантонист», «Флейтщик Фалалей» и «Мальчий бунт». Последняя повесть – об участии детей в знаменитой забастовке на Орехово-Зуевской фабрике. Чтобы изобразить стачечное движение ткачей, писатель ездил туда и на месте собирал материалы.
В годы Великой Отечественной войны Григорьевым была написана, пожалуй, лучшая его повесть – «Кругосветка», о большом путешествии А. М. Горького по Волге в 1895 году с самарской детворой. В этом произведении со всей полнотой раскрылся дар писателя – способность разговаривать с юным читателем так же серьезно, как и со взрослыми, и видеть важное, нужное дело, казалось бы, в простой детской игре.
Вспомним, как из ребячьей игры в «потешные», затеянной в детстве Петром I, вышло дело большой государственной важности – русская регулярная армия. Интересную игру предложил Аркадий Гайдар в своей повести «Тимур и его команда», и каким общественно важным делом обернулась она по всей стране!
Недаром в свою последнюю повесть о Великой Отечественной войне «Архаровцы» Григорьев ввел Аркадия Гайдара и тимуровцев, встретившихся лицом к лицу с грозной опасностью, «когда игрушкам пришел конец».
Мужество русских людей, переход в военное время от детской игры к настоящему подвигу замечательно показаны Григорьевым в его лучших исторических повестях – «Александр Суворов» и «Малахов курган».
В книге «Александр Суворов» в плане игры описаны все знаменитые чудачества великого русского полководца: суворовские странности, хорошо понятные солдатам, и неожиданные для «сильных мира сего» поступки, в которых всегда проглядывают и народная мудрость, и тайный глубокий смысл.
Вот, например, как описан развод дворцовых караулов.
Император Павел I вводил в армии прусские порядки и хотел похвастаться ими перед Суворовым. Суворов же был категорически против этих нововведений. Однажды, так и не дождавшись конца развода, Суворов схватился за живот, вскрикнув: «Не могу больше! У меня брюхо болит!» – и уехал.
Другой эпизод происходит в Италии. Русские войска не могут выбить с сильной позиции французов. Суворов приказывает рыть для себя могилу. «Я не могу пережить такой день», – говорит он. И это окрылило солдат. Позиция была взята.
Интересна и рассказанная автором легенда о «живой» воде, которой окатывал себя в Италии Суворов, чтобы не забыть о живительной русской ключевой воде.
Образ Суворова в сознании солдат дан писателем в плане героическом. Вот что рассказывает старый солдат о штурме турецкой крепости Туртукай.
«„Однако так ли, сяк ли, – говорит Суворов, – Туртукай надо брать. Много ли турок?“ – „Да вшестеро против нашего“. – „Что скажете, богатыри?“ – спрашивает Суворов молодых. Те мнутся: „Маловато нас“». Тогда он ко мне самолично: