Что же в этом интересного и полезного?
Всякая косность мысли оборачивается догмой, хуже того – идеологией, которая по природе своей не терпит разномыслия, сомнений, рефлексий. Сейчас в России вновь наступает эпоха, когда история становится разменной монетой в политической игре, при помощи которой государственные мужи намереваются “сплотить народ” на основе идеи “священной державы”. Авторы книги продолжают начатый во времена перестройки и прерванный впоследствии разговор о судьбах страны, народа, государства.
Сталкиваются два несогласия “так жить”. Одних пугает непредсказуемость науки, непредсказуемость личности, непредсказуемость творчества. Другим претит безжизненность схемы, самодовлеющий механизм шаблона.
Взыскующие “порядка” правы по-своему – нет уже сил просто взирать, и не видно других средств цивилизованно управиться с разгулом примитивного эгоизма в “невнятном” государстве: с двуглавым орлом, советским гимном и олигархами. Но своя правда и у тех, кто не ожидает ничего доброго от победы над эгоизмом ради “общей пользы” ценой удушения живой мысли, живого дела.
В этой ситуации не случайно возникает потребность в провоцирующей книге, смысл которой – поколебать уверенность в том, что возможно лишь одно объяснение прошлого. Нет, говорят историки, объяснений может быть больше. Хотя – и это тоже важно – существенна не только сама возможность исторической “развилки”, но и то, насколько она была осознана современниками.
Уверен, книга вызовет неоднозначное отношение читателя, потому что авторы сознательно ставят перед собой цель возмутить обывательский уют привычных представлений, порой далеко не бесспорных. “Разве мы не страдали от монголов, от ига, и поэтому у нас не сложилась современная демократия?” – спросит иной поборник “традиции”, привыкший находить в исторических событиях объяснение своей собственной отсталости. Речь, конечно, не идет о том, чтобы определить здесь и сейчас “окончательный” взгляд на факты прошлого – историки продолжают разговор о возможностях научного сомнения, прибегая к казусам альтернативы, чтобы нагляднее показать, что к истории, как и ко всему на свете, можно относиться по-разному.
Когда сегодня ставится вопрос о воспитании историей, то хотелось бы знать: что мы стремимся воспитывать? Одни найдут в истории примеры единения ради общих интересов и вопреки мнению отдельных личностей и целых социальных слоев, другие… Весь пафос этой книги заключается в том, что должны быть “другие”: верившие, боровшиеся, часто отдававшие собственную жизнь за иное будущее своей родины; наверное, не обладавшие полнотой истины (а кто из смертных ею обладает?), но имевшие право думать иначе. Только это признание права на “инаковость” позволяет стать гражданином, для которого история страны – это не звук фанфар на юбилейных торжествах, а боль утраты, острое желание не быть отсутствующим в собственной отчизне. Не сносить молча, по выражению Н.М. Карамзина, все ее “нестроения” и несправедливости, “терпя, чего терпеть без подлости не можно”.
Словом, эта книга вызовет спор, несогласие, сомнения, рефлексии. Это, я думаю, и требуется от альтернативной истории – не быть скучной, назидательной, окончательной, но вызывать заинтересованный взгляд читателя беспокойством мысли, неожиданностью сравнений, порой даже рискованностью сомнений. Ради одного – пробуждать гражданский интерес к истории России. Или, по словам Карамзина, к тому, “что быть могло, но стать не возмогло…”.
Андрей Юрганов
С точки зрения ежика. Вместо введения
И вы себе не представляете, как ужасно неудобно играть, когда все они живые!.. А вот сейчас я могла крокировать королевиного ежика, а он взял да и убежал от моего ежа…
Эта книга – вовсе не учебник. Она скорее “антиучебник”. И даже не потому, что некоторые события здесь получают непривычное освещение. Существеннее другое. Учебники рассказывают о правилах и законах, которые нужно выучить и запомнить. Когда так пишут учебники по физике и химии, это естественно; беда, что тем же манером пишут и учебники по истории. Даже когда “закон истории” не формулируется в них открыто, построение рассказа всегда подразумевает некоторую скрытую предопределенность исхода. Представления эти проявляются в оценках действующих лиц как “прогрессивных” и “реакционных”, то есть приближающих или отдаляющих желательный “конец истории”.
Это происходит не по злому умыслу. В конце концов, история состоялась так, как состоялась, а не иначе, и человек, изучающий ее, знает (пусть даже эти знания весьма ограниченны), как и чем закончились те или иные события. Но проблема в том и состоит, что история не имеет объективных законов, кроме тех, которые придумывают