Часть первая
Глава первая
Когда я вырасту, напишу роман о своей жизни.
Первая часть будет о моей жизни от начала и до одиннадцати лет, и я уже знаю, что там будет в конце: я стану богатой и перееду жить в другой город.
Что будет во второй, пока не знаю, потому что она еще не началась. Э-будем-посмотрети, как говорит Араселио, жених моей тети Мити́.
Только сегодня утром я шла на кухню готовить завтрак для Лео и представить себе не могла, что еще до того, как начнется вечерний тележурнал, окажусь наследницей. Несмотря на мой день рождения, настроение у меня было отвратительное. Я знала, что не получу никакого подарка. И торта со свечками тоже не будет. Вдруг вспомнился прошлогодний день рождения и как папа играл на скрипке в честь моего десятилетия. Со злости я разбила тарелку об стол и потом в ванной так терла Лео лицо мокрым полотенцем, что этот хлюпик тут же распустил нюни. А мама даже ничего не заметила.
Я хочу, чтобы во второй части романа мама перестала включать телевизор с утра пораньше и провожала нас до дверей, когда мы уходим в школу. Потому что то, как она ведет себя в последних главах первой части, терпеть уже просто невмоготу.
Тетя Мити говорит, что, когда мы переедем в Милан, все точно будет по-другому.
Э-будем-посмотрети.
Глава вторая
Утром двадцать первого мая Коломба Тоскани вышла из школы после уроков и направилась на задний двор, чтобы забрать Лео. Он освободился на двадцать минут раньше и играл в футбол с двумя друзьями, которые тоже дожидались старших братьев-сестер.
Вместо ворот они поставили ранцы, двое мальчишек были нападающими, а Лео – вратарем. Волосы у него взмокли от пота, а штаны на коленках были перепачканы землей и травой. Коломба вздохнула: будь ее воля, он бы и ходил в них всю неделю, но училки первых классов были ужасные придиры и вредины. Если кто-то являлся в класс одетым не с иголочки, они сразу поднимали шум и строчили записки родителям. Так что дождаться субботы не получится, придется устраивать стирку в среду.
– Заканчивай, – поторопила она брата.
Помогла надеть ранец, взяла крепко за руку и потянула к выходу.
Она была не единственной девочкой, которой приходилось тащить из школы младшую сестру или брата. Но никому больше не нужно было ходить в магазин за продуктами и готовить обед. Поесть раньше трех им с Лео никогда не удавалось.
Конечно, было бы намного лучше обедать в школьной столовой. Но, во-первых, обеды эти были семье Тоскани не по карману, а во-вторых, Коломба знала: если она не приготовит обед, не накроет на стол и двадцать раз не позовет маму есть, та и не вспомнит о еде. Предоставленная самой себе, она будет питаться исключительно солеными орешками и шоколадом, не покидая своего обожаемого кресла перед обожаемым телевизором.
Раньше мама такой не была. Она прекрасно готовила и с вечера выбирала в кулинарной книге, что приготовит завтра. Рассчитывала протеины, витамины, белки и углеводы, нужные мне и Лео, чтобы хорошо расти. В то время – прошел всего год, но кажется, будто век, – она всегда следила, чтобы в доме был порядок. И одевалась элегантно. И ходила по субботам в парикмахерскую. И если только замечала на бусах хоть какую-нибудь царапинку, безжалостно выбрасывала их на помойку.
Но когда не стало папы, все изменилось.
Мой отец погиб при кораблекрушении. Корабль, на котором он работал музыкантом, затонул в Тихом океане. Отец успел проработать в этом оркестре два года. Играл на скрипке, но, если было нужно, на фортепиано тоже. Когда он устроился на эту работу, наша семья поселилась в Генуе, рядом с портом, чтобы папа всегда мог забежать и обнять нас в промежутке между круизами.
Теперь мы могли жить где угодно, ведь он уже не вернется. Теперь мой отец спит на дне моря – среди рыб, водорослей и кораллов, как говорится в тех стихах, которые читала на его похоронах тетя Динучча. Каждый раз, как я вспоминаю эти стихи, у меня по спине бегают мурашки.
«Геркулес» затонул со всеми людьми, которые были на борту. (Чудом спаслись только десять пассажиров – они отплыли на лодке и были далеко, когда корабль ушел под воду.) Музыкальные инструменты тоже пошли на дно. И папина скрипка по имени Филиппо. Папа говорил, что у инструментов должны быть имена, как у людей. Поздно вечером, когда я лежу в постели, засыпая, мне иногда кажется, что я слышу голос Филиппо. Потом я понимаю, что это музыка из телевизора, и тогда мне становится совсем-совсем плохо.
Мама так и не оправилась от удара. Поначалу она плакала все дни и все ночи. Когда мы уходили в школу, она боялась оставаться дома одна. И рядом не было ни подруги, ни родственницы, чтобы чем-нибудь ее утешить или просто побыть рядом.
У мамы есть две золовки – это папины сестры. Он называл их «девчонки», потому что, хотя и той и другой уже исполнилось пятьдесят, обе они не замужем. Но они живут в Милане и ходят на работу. Тетя Динучча – медсестра в поликлинике, а тетя Мити –