Ну, когда вас приглашают из Конторы в Ленгли, знаменитый пригород Вашингтона, вы не отказываетесь. Вы садитесь в машину и едете, причем с таким расчетом, чтобы прибыть минут за десять до назначенного времени. И правильно делаете. Потому что у входа в это огромное здание вас уже ждет ассистент мистера N., вашего приятеля. Этот юноша прикалывает вам на грудь небольшой бейджик и ведет мимо трехступенчатой охраны к лифту, а затем – на четвертом этаже, по длинному коридору – в просторную стеклянно-светлую приемную с кожаной мебелью и секретаршей, которая тут же спрашивает:
– Вам чай или кофе?
Но выпить чай вы не успеваете, поскольку на ее столе загорается какой-то тумблер, звучит короткий, почти неслышный сигнал, и она говорит:
– Пожалуйста, заходите.
Вы захóдите.
В глубине большого кабинета с окнами на Потомак, из-за просторного письменного стола легко поднимается такой же подтянутый и спортивный, как в далеком прошлом, но седой и коротко стриженный мужик, отдаленно похожий на вашего бывшего собутыльника. Долю секунды вы не знаете, как себя вести, но тут он распахивает объятия, и вы делаете то же самое. Вы идете навстречу друг другу, обнимаетесь и хлопаете друг друга по спинам.
– Ну, привет! Сколько лет, сколько зим! А ты молодец – ни живота, ни очков! Тебе уже сколько? Садись, в ногах правды нет…
В этот момент секретарша вносит поднос с чаем и вазочками фирменных угощений: шоколадные конфеты, печенье и сухофрукты. Вы дарите хозяину кабинета свой новый роман с надписью «Давнему другу – душевно от…», он говорит, что, конечно, «читал твой римский роман, ты прописал там меня под другой фамилией, но вся Контора узнала, и я получил такую взбучку!..» Правда, вместо «взбучки» он употребил синоним покрепче, но вы пропускаете это мимо ушей, тем паче он говорит: «Но это фигня, кто старое помянет…» – и достает из ящика письменного стола пухлую серую папку с тонкими тесёмками-завязками.
– Вот, – говорит он, – у меня для тебя тоже подарок. Можешь сделать из этого мировой бестселлер. Почитай. Не спеши, я пойду на совещание, а ты оставайся. Если захочешь, Нэнси принесет тебе еще чай или сок.
И уходит, оставив меня в своем огромном кабинете наедине с этой серой папкой.
Я внимательно огляделся. Неужели тут нет видеокамеры?
Впрочем, я же не собираюсь шарить в ящиках его письменного стола.
Не найдя глазка видеокамеры, я развязал тесёмки на папке и открыл ее. Она была полна посаженными на зажим файлами с копиями газетных вырезок и листами машинописного текста. При этом и газетные вырезки, и печатный текст подверглись тщательной цензуре – и там, и там все имена и фамилии были зачеркнуты черным фломастером. Из чего я заключил, что оригиналы этих документов хранятся в другом месте, а папка с копиями подготовлена специально для меня. То есть Контора явно хочет предать огласке ее содержимое. С моей помощью. Но разве я единственный в мире автор политических триллеров? Или в этом кабинете уже побывали Джеймс Паттерсон, Кен Фоллетт и еще с десяток известных писателей, но отказались сотрудничать с Конторой?..
Как бы то ни было, я получил предложение, думал я, увозя домой эту серую папку. А делать из этого материала роман или не делать – это мой выбор. Если Контора в лице моего приятеля будет докучать мне телефонными звонками, значит, им позарез нужна эта публикация. Тогда сразу после выхода романа все решат, что книга написана по заказу Конторы, и критики тут же назовут меня наймитом властей. Нет, на это я не пойду.
А если они не будут звонить? Ну, тогда и посмотрим…
С такими умными мыслями я приехал домой и сунул эту папку в нижний ящик письменного стола. В конце концов, у меня свой график работы – не брошу же я сочинять уже начатый киносценарий ради прихоти этого N., даже если когда-то пьянствовал с ним в римских барах. Если он намекнет, что я его должник, могу угостить его в местных барах, и мы будем квиты…
Что ж, прошло полгода. Сценарий, который я писал, когда N. пригласил меня в свою Контору, уже в кинопроизводстве, а звонков от N. не было с тех пор ни разу. Поэтому я достал серую папку, еще раз прочел ее содержимое и решил не делать из этого никакого романа, а публиковать как есть. Кто станет обвинять меня в угодничестве Конторе, если я публикую только документы без своих комментариев? Единственное, что я сделал, это пронумеровал файлы и восстановил зачеркнутые фамилии, сверяя газетные вырезки с названными в них медийными источниками. Таким простым способом я окончательно оградил себя от упреков в работе на Контору и от авторства