Запах жженного парафина, а может быть и ладана, прекрасно чувствуется и здесь, и он мне не нравиться – почему-то ещё больше тоски нагоняет, хотя, казалось бы, куда ещё больше. Виду я, впрочем не подаю, лишь нос иногда морщиться непроизвольно… Может во мне чертовское что-то есть? Он, если верить слухам, побаивается этого дела. Однако вряд ли… я уже ничего не боюсь…
Вот и у мужчины за столом, реакция моего носа нехороших подозрений, кажется, не вызвало – и то хлеб. Вместо того чтобы хвататься за серебро, да воду специального назначения, он спокойно произносит:
– Исповедаться тебе надо, парень…
– Грешен я, Отче… – говорю я безжизненным голосом, заинтересованности в котором не больше чем в дверном косяке, на выходе из этой комнаты.
Как ни странно, такой ответ, кажется, чем-то не устроил моего собеседника. Он, тяжко вздохнув, встал из-за стола и подошёл к окну, приоткрыв его.
Наверное, где-то в глубине души он вызвал у меня толику удивления, если я ещё способен удивляться. На пути сюда я надеялся увидеть здесь громогласного баритона, с лопатообразной бородой и не слабо выступающим, чуть пониже груди, авторитетом. В реальности оказался молодой, худощавый парень, особенно если сбрить жидкую бородёнку, с чуть картавым произношением, и голосом лишённым положенной увесистости. Хотя это я вру… – ни на что я не надеялся… А что, может надо было надеяться на психотерапевта, выписавший кучу транквилизаторов и антидепрессантов? Впрочем, сразу же предложивший лечь отдохнуть в стационар, на всякий случай. Или быть может на гадалку, с до того пафосно-таинственной физиономией и неказистыми заклинаниями «белой магии», что даже мне на мгновение стало смешно, на что властительница древних знаний не замедлила отреагировать : – «Вот видите, уже помогает!».
Впрочем, от слов представителя местного священства в груди что-то шелохнулось – «исповедаться…» Вроде и слово знакомое, и как будто бы понимаю что оно означает, а всё равно, что-то неуловимо от меня ускользает. Да и как это сделать, когда в жизни ничего больше не хочется: ни жить, ни умирать, ни идти и не стоять, не падать, ни лететь – некуда больше идти, некуда больше падать… пустота…
глава 1
ошибка 404
Что делать, если перед вами внезапно оказалось стройное женское тело? Когда перед Игорем, прямо на его последнюю парту, за которой он единолично сидел в последнем третьем ряду, улеглась Вика Панчина, он впал в ступор.
Девчонка она конечно разбитная, да и лицо м-м-м… на любителя, но фигура…! Она лежала на животе, легкомысленно болтая ногами в воздухе, в туфлях, с впечатляющей длиной шпильками, и повернувшись лицом к нему, смотрела, хитро улыбаясь. В глазах её не то что бы поигрывали бесенята – там отплясывали настоящие черти, не мало того не стесняясь.
Игоря будто парализовало… В классе тепло, и одета Вика была, соответственно, легко: белая рубашка, и тёмная обтягивающая юбка. Что делать, было не ясно, зато ясно другое – одноклассники снова решили устроить провокацию, и целью на этот раз, стал именно он. «Блин, ничего себе день начался…», – подумал Игорь.
Оторвав взгляд от изгиба спины и посмотрев поверх девушки, он заметил Буля и Алика, внимательно за ним наблюдающих. Буль, рослый белобрысый детина, одно время постоянно носивший одежду со стилизованным логотипом бойцового пса, за что и получил второе имя, был ещё и полноват. Алик же словно в противоположность соседу по парте – невысок и худощав. Но скабрезные улыбки, в которых они оскалились, парадоксально стирали все различия между ними.
– Дуб… Дубик, Дубочек… ну что же ты сидишь? – игриво замурлыкала Вика.
При фамилии Игоря: Дубинин, вряд ли стоило рассчитывать на какое-то иное прозвище кроме как «Дуб». Прозвище, конечно, так себе, особенно при его-то успеваемости, зато оно устойчивое, и серьёзно извратить его трудно, что было не маловажно! За почти десять лет обучения в школе, Игорь наблюдал такие отчаянные эволюции прозвищ некоторых людей с которыми делил один класс, что оставалось только снимать шляпу перед людской фантазией, и неисповедимыми путями русского языка. Словом – к своему прозвищу он относился философски. Но теперь Игорь убедился что даже из такого простого и незамысловатого слова, можно устроить целое шоу.
Начали раздаваться смешки. Игорь буквально физически ощущал всё более и более возрастающее внимание к своей персоне. Ему это было не в первой, вот только никогда, ничем хорошим, такое внимание не заканчивалось.
Когда его били, он мог и ответить. Отвечал конечно всё больше от страха и даже некого отчаянья, если били уже не в шутку. Агрессоры вероятно это чувствовали, но со страху там, или ещё от чего, а получать в ответ обычно никому не нравилось, так что худо бедно это помогало. Когда подстрекали на драку с кем-нибудь, обычно с таким же безобидным пацаном – начинал елозить, выдумывать какие-то неубедительные отговорки.