Череда героев – мужчин, женщин со странными «не нашими» именами, маргинальных, чересчур рефлексирующих, чересчур умных, чересчур цитирующих всё подряд – населяют созданный Натальей Рубановой мир, как пляшущие человечки: это шифр, который можно разгадывать, в который можно поверить, не вникая в смыслы, можно отмахнуться… Но вот этого последнего – как раз не получается. Все эти Карлсоны, Аннет, Джоны и Эн, Джереми и Софули удивительным образом проникают в вас, удобно размещаются в сознании читателя и тянут за собой в свой мир, в котором и Питер не Питер, и Париж не Париж…
Всё нереально, кроме музыки. Вернее, даже не музыки, а её элементов, форм, приёмов, жанров. Музыкант по первой специальности, Рубанова мыслит музыкально. И отношения между героями выстраиваются именно так, а не иначе, не потому что они – девочка и мальчик, или один любит, другой нет, или один помнит, другой забыл. А потому что они, к примеру, находятся на расстоянии тритона. Что это такое? Это такой музыкальный интервал, острый диссонанс. Вы этого не знаете?
Прочтите книгу Натальи Рубановой «Карлсон, танцующий фламенко». Её «неудобные сюжеты» удобнее всего читать в кресле у камина со стаканчиком виски. Или с красным вином.
Кто что предпочитает.
Из году в год, изо дня в день, втайне ждёшь только одного – счастливой любовной встречи, живёшь, в сущности, только надеждой на эту встречу…
Но что может быть ненормальнее любви… Нормальные люди над любовью смеются!
«Моросит…»
Чистилищная безнадёжность безличных предложений. Убитые заживо буквы-perle, так и не слетевшие птицами – с губ моих – к ладоням твоим.
Автор сего, сняв, наконец, лицо, о б е з л и ч е н, а значит, не имеет ни гендера, ни вероисповедания, ни гражданства, ни «уз», ни привязанностей. Ноль целых ноль десятых Шуньяты в пустом пространстве. Новые персонажи, впрочем, выстроились уж в очередь – и ждут.
Кто они – эМ ли, Жэ ль, неведомо: да так ли это важно, если говорят они на эсперанто слияний и поглощений?
Слияний и поглощений.
Слияний и поглощений.
Моросит!..
Слышны тихие шаги за спиной, слышен стук в дверцу анимы: немного страшно впускать их жить – ведь когда живы они, автора не существует.
Ну а теперь переиграй страницу, Радость Моя.
Переиграй заново, чтобы успеть.
Успеть, если на самом деле любишь.
«Любишь VS Моросит»
cante jondo[1]
[КАРЛСОН, ТАНЦУЮЩИЙ ФЛАМЕНКО]
До Мадрида самолётом пять часов, до Барселоны – четыре. Я не знал, куда хотеть: мечтал улететь просто. Отсюда – туда. Ткнуть пальцем во вторую попавшуюся точку на карте мира. Представив, что это небо. В котором никто не скажет: «Ты должен…» Или: «Вы должны…»
– Да, оплачу́, – девушке в тонком свитере.
Я часто покупаю у неё туры: она ненавязчива и не носит бюстгальтер – приятно смотреть на такую грудь. Скорее всего, она знает об этом. Хочу ли я её? Пожалуй, нет.
Я отключу телефон. Открою «нечто с картинками» (это всякий раз кладут в карман спинки кресла) и, пренебрежительно пролистав, отложу. Возможно, поверчу инструкцию безопасности и пристегну ремень. Сделаю большой глоток Napoleon’a, купленного в Duty-free. Один.
Один. Наконец-то я один. Однако!
Я повернулся к иллюминатору и, не обращая внимания на щебетание вяло маскирующейся лесбийской пары (обе, как ни странно, красотки), заснул.
В отеле как всегда: чисто, довольно мило, никак.
Индивидуальный тур – всё, что мне нужно сейчас.
Однако…
Что это была за улица? Где я её видел? В первые же два дня я исходил почти весь город, на третий мышцы ног гудели: когда передвигаешься на колёсах… В общем, дальше неинтересно, как неинтересно скупать да те же сувениры: грешок «русиш туристо». Я не скупал: я никому ничего теперь не был должен, разведясь и уволившись, amen.
Дальше неинтересно. Опять.
Толстая соседская девочка, одетая в цыганское платье горохом (виден лишь край), открывает дверь в нашу старую квартиру на Чистых. Сначала появляется её нос, затем пухлая рука, и лишь через минуту в коридоре оказывается тело целиком. Обута толстуха в туфли на каблуках (новые туфли моей мамы!) – имито и отбивается этот ни на что не похожий ритм: удар каблука и подошвы по полу создают иллюзию барабанной дроби. Вскоре я замечаю, что рядом с толстухой на самом деле выстраивается целая шеренга барабанщиков: