– Это очень важный пост. А ты так молода. Такой молодой начальницы у них никогда не было. – Ее голубые глаза светились гордостью. – Лорд Эннис увидел то, что давно видели мы с папой. Ты рождена, чтобы верховодить.
– Спасибо, мама. По правде говоря, я вполне могу обойтись без вышеупомянутых молодых красавцев. Я совершенно счастлива там, где я есть.
Мать стиснула руку Марши.
– Тогда и я счастлива за тебя.
Марша знала – как бы родители ни поддерживали ее, им хотелось видеть дочь замужней дамой, у которой свой дом, своя семья. Это было единственным поводом разногласий между ними с тех самых пор, как она отказалась дебютировать в Лондоне и даже быть представленной ко двору после окончания курса в Оук-Холле. Взамен дебюта, к огорчению родителей, она попросила устроить ей летом небольшой праздник в Бэллибруке и получила желаемое с последующим весьма скромным балом в Дублине. А затем она поразила их, когда вернулась в Оук-Холл, чтобы стать учительницей.
Слуга тем временем принес восхитительный чайный поднос, и мать приступила к милому доброму ритуалу разливания чая – любимого ирландского сорта папы, – не прекращая болтать о сестрах и братьях Марши. Грегори наслаждался светской жизнью, а также несколько дней в неделю работал с отцом над проектами перестройки дома. Питер возомнил себя повесой и околачивался с приятелями в «Таттерсоллзе» или в «Джентльмене Джексоне». Дженис дебютировала и была представлена ко двору несколькими неделями раньше, и теперь домочадцы сбивались с ног, чтобы успевать принимать джентльменов, желающих нанести ей визит. Роберт находился дома на каникулах, окончив семестр в Итоне. Синтия зачитывалась древнегреческими мифами и просила домочадцев звать ее Андромедой.
Слушая мать, Марша думала – как же она счастлива. Вот предел счастья для того, кто поклялся отринуть романтическую любовь! Теперь она может сосредоточить чувства и помыслы на всех прочих: семье, друзьях, преподавателях ее школы, ученицах. Сердечные дела? Какие пустяки.
Однако чашка чаю должна была успокоить ее расстроенные нервы. Маршу поразила и испугала собственная реакция при встрече с лордом Чедвиком. Она едва сумела быть с ним любезной, как того требовали приличия. Когда она увидела его, в ней пробудилось к жизни нечто потаенное, что она полагала давно и навсегда уснувшим. Нечто, не идущее ни в какое сравнение с желанием оправиться от давней обиды, желанием доказать свое превосходство.
С годами он стал еще привлекательнее и каким-то непостижимым образом даже помолодел. Былое высокомерие исчезло. Наверное, дело в том, что он стал отцом? Наверное, он даже был влюблен в мать своего сына, и этот опыт смягчил его сердце.
Марше до смерти хотелось узнать о нем побольше, но она не осмеливалась спрашивать. Да и незачем, одернула она себя. Какое ей дело до лорда Чедвика? К тому же она не любительница сплетен.
– Я положу в коробку несколько штук, и ты сможешь взять их домой, – сказала мать, держа в руках блюдо с горкой черносмородиновых