И чудо свершилось. Я была счастлива. У меня будто выросли крылья. Мне казалось, меня окружили ангелы-хранители…
Увы, я внезапно оказалась на земле, когда столкнулась лицом к лицу с журналистами и мне пришлось отвечать на их вопросы. К примеру, на такие:
– Не поделитесь ли с нами каким-нибудь воспоминанием из своего детства?
«Каким-нибудь воспоминанием»… У меня были тысячи воспоминаний, и не «каких-нибудь», а очень для меня важных, потому что из них состояла вся моя прежняя жизнь. Но с чего начать? А к тому же эти воспоминания были неотделимой частью моего «заветного сада».
– Вы самая старшая из тринадцати детей очень бедной семьи? Но ведь и у детей бедняков есть игрушки. У вас была, наверное, какая-нибудь любимая маленькая кукла?
«У меня были маленькие сестры» – вот что вертелось у меня на кончике языка. Но я не могла и слова вымолвить – стояла молча, точно дуреха, как говорят в наших краях.
Нет, у меня никогда не было куклы. Игрушками нам служили камешки, без которых нельзя было обойтись при игре в «классики» или в «лягушку». Мы смешивали их с глиной и строили домики. Или лепили человечков… а шляпой для них служили листья. Глина, камешки, листья и вода – вот что забавляло нас долгими часами. Побольше воды, и глина превращалась в шоколадный крем – и начинался воображаемый пир. Это помогало нам забывать о том, что вечером у нас на ужин будет одна только картошка. Глина, хорошенько перемешанная с водой, становилась волшебным тестом, из которого можно было лепить наши детские грезы. И листья… о, эти листья! В них заключался целый мир! Самые маленькие служили нам монетами, самые большие – казначейскими билетами. А еще из листьев можно было сделать ожерелье, скрепляя их сосновыми иглами… До чего же мы были богаты!
Они не были злыми, эти журналисты, они просто не представляли себе, что такое бедность. Они не знали, чем она «пахнет», не знали, к примеру, как пахнет газетная бумага. Впрочем, запах свежего номера их ежедневной газеты или отпечатанного на глянцевой бумаге богато иллюстрированного журнала им был, конечно, знаком… Но я говорю о другом, о чуть горьковатом запахе старых газет, в которые уже заворачивали овощи, или тех, что запихивали в наши башмаки, чтобы меньше мерзли ноги. Или газет, которыми мы укутывали грудь (подкладывая их под фартук) либо спину, помогая друг другу.
– Это убережет вас от кашля, – говорила мама.
Да ей цены не было, этой газетной бумаге! Могла ли я представить, что наступит день, когда я увижу себя на первой полосе газеты? Тогда я не задумывалась над будущим. Не представляла себя, скажем, матерью семейства в окружении кучи детей. Не видела себя и ни в какой другой роли. Смотрела лишь на то, что было передо мной, перед моими глазами.
Мама часто говорила:
– Знаешь, в Париже беднякам приходится куда хуже, чем нам! У нас тут под рукой все, что ниспослал нам Господь бог. Стоит только нагнуться…
На тех же газетных листах мы сушили листья шалфея, дикой мяты, боярышника, чабреца – их собирали в «лечебных целях». По рецептам бабули. Газетный лист с его большими черными заголовками казался не таким унылым, когда на нем лежали все эти травы. Тогда от него исходил душистый аромат.
– Травы лечат от всего… – уверяла мама.
Я ей верила. Но было непонятно, отчего все мы так часто болели. И однажды она сама…
День был прекрасный. Только солнечные лучи не заглядывали в наш дом… в очень тесный дом с островерхой крышей. Он находился в квартале Круазьер и стоял напротив церкви Нотр-Дам-де-Франс. Я на всю жизнь запомнила его мрачные стены, с которых сочилась влага. Мы занимали две маленькие комнаты. В нижней комнате, без окон, с одной лишь застекленной дверью, мы ели, а ночью там спали родители. В комнате наверху было небольшое оконце, расположенное, однако, так высоко, что я не могла до него дотянуться. В ней часто жила бабушка и мы, дети. Водопровода в доме не было, и за водой приходилось ходить во двор, к колонке; а путь в туалет лежал через соседский сад. К счастью, у нас был двор. Летом мама купала нас в корыте на солнышке: раз уж солнце не заглядывало к нам в дом, приходилось самим идти к нему… Зимой жилось гораздо труднее: вода в колонке часто замерзала… Но в тот день, осенний день, стояла ясная теплая погода. Мы втроем – Матита, Кристиана и я – играли с камешками. Мне было шесть лет, Матите – пять, а Кристиане – четыре года… Мама шла по двору с грудой белья, собираясь расстелить его на траве. И вдруг она как закричит:
– Боже милостивый! Да что это со мной?! Матушка!
И