Я пришёл в этот мир сиротой. И этими словами я не пытаюсь выдавить из вас жалость. Она мне не нужна.
Меня бросили в роддоме по неведомым мне причинам. Да и какая уже разница? Жизнь наладилась со временем. С трудом, но мои знакомые из детского дома выбили мне маленькую квартирку. И с тех пор я живу в ней, получая небольшое пособие от органов опеки.
Не сочтите меня иждивенцем. Пытался я и работать, но большая часть людей смотрела сквозь меня. Так, будто я был каким-то призраком. Хотя у нас с этими людьми одна плоть, одна кровь, одни кости. Но в мире это перестало иметь какое-либо значение. Мы все равны на словах. Но на деле жизнь проявляется не так, как хотелось бы.
И вот я шуршал на разных стройках, искал шабашки в качестве грузчика, где-то помогал с уборкой. Большую часть времени я выживал, но и в такой жизни были свои светлые моменты.
И вот я как-то заболел.
Болезнь слилась со мной на стройке. Мне тогда показалось, что чувства мои обострились. Предметы стали яркими и резкими. Даже самый незначительный звук эхом отражался в моей голове.
Меня мутило, а бригадир пытался мне что-то объяснить. Он смотрел сквозь меня, как и многие другие люди.
Все его слова я пропустил мимо ушей. В тот момент я понял, что сейчас на него упадёт кирпич.
С безумным видом я оттолкнул его плечом в сторону. Строительный блок упал за нашими спинами. –Уф! – Я пытался отдышаться. Трагедии удалось избежать.
Бригадир посмотрел на меня, затушил свою сигарету об землю ботинком и сказал – слышь, чо бодаешься? И пошёл дальше. Как ни в чём не бывало.
С того дня мир утратил свою цельность. Я шёл домой по бумажным улицам, пытаясь отыскать в этом мыльном мире свой дом. Казалось, что здания сделаны из картона. Тогда мне подумалось, что я перестал быть частью этого мира. И мир теперь тоже меня избегает. Как и все вокруг.
Пару дней я находился дома, силясь разобраться в своих чувствах. У меня не было книг. Только небольшой телевизор с дешёвой приставкой. И все дни я смотрел его, пытаясь снова собрать мир по кускам. Узнать что-то о своём состоянии.
И в один из дней мне стало хуже.
Теперь я понял, что вещи вокруг обретают голоса. Из крана закапали утробные звуки. Лампочка затрещала, пытаясь меня оскорбить.
К голосу диктора на экране примешались какие-то гулкие и нечленораздельные выкрики. Спать стало тяжело. Я задыхался и просыпался по несколько раз за ночь. Тогда я для себя решил, что пора идти в больницу.
В больнице впервые на меня уставились десятки глаз. И мне стало неловко. Я сел на край лавочки, стараясь не подавать виду и начал ждать своей очереди. Что-то было не так. Люди замечали меня. Они разделяли со мной чувство единства. Тоже пытались заявить о себе. Отвоевать свой клочок жизни. Все эти старушки и деды, мужчины и женщины среднего возраста, матери и дети. Все те, кто не мог позволить себе платную медицину. Все те, кто хотел жить.
– Молодой человек, проходите так, без очереди – сказала мне какая-то рыжая женщина. Она была неестественно бледна. Однако, меня удивило не это. А контраст – между бледной кожей и ярко-красным сердцем в её груди. Настоящий человек. Живой.
Я зашёл в кабинет, осознавая, что теперь другие люди начали замечать мою болезнь. Плохо было дело, раз меня готовы были пропустить без очереди.
Не кабинет, а вместилище для карточек, бумаг, бланков. Терапевт даже не подняла свои глаза от документов. Она увлечённо что-то заполняла в формуляре. Почесала свой тонкий нос и буркнула – слушаю.
И я объяснил ей всё то, что со мной происходило в эти дни. Странные чувства, назойливые голоса, испорченный сон. А терапевт только гымкала себе под нос, продолжая заполнять отчёты.
Наконец она посмотрела на меня и почесала ручкой висок – так вам не ко мне, вам вот по этому адресу нужно, к врачу-психиатру. Она сунула мне бумажку с контактами этого места и сказала, чтобы я закруглялся. – Следующий! Становилось тяжело перемещаться по улицам. Пространство города начинало на меня давить, силилось сломать мои кости. Мне было неуютно в своём теле. Я слышал, как бьётся моё сердце. Как бежит кровь по венам. От этого меня обволакивало холодным потом.
В психоневрологическом диспансере всё было иначе. Люди снова перестали меня замечать. Хотя я видел, что каждому из них нужна помощь специалиста. Они болели, как и я.
Кто-то обхватил свои колени и мычал. Кто озирался по сторонам и постоянно крестился. Один мужчина встал у стены, уставив свой взгляд в пустой угол. Всё это время он смотрел туда, словно там показывали какое-то шоу.
Было понятно, что тут никому до нас нет дела. Больница жила по своим правилам.
Врачи и санитары проходили мимо, не замечая контуров наших тел. Всё вокруг было холодное. Стены, люди, больничные плакаты. В этой ледяной пустыне можно было сгинуть навсегда.
– Да всем плевать на тя! – сказал мне какой-то тощий парень, вышедший из дверей туалета. Потом он захохотал на весь коридор и умчался куда-то в сторону. Два санитара побежали за нем следом.
Время