12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа. Соломон Нортап

он купил меня, поскольку предполагал, что будет нетрудно совершить побег из Нового Орлеана на каком-нибудь судне, направляющемся на север. Фриман запросил с него за меня полторы тысячи долларов. Пожилой джентльмен настаивал, что это слишком много, поскольку времена нынче наступили трудные. Однако Фриман объявил, что я крепок и здоров, хорошей комплекции, да еще и умен. Не упустил он и возможности похвалить мои музыкальные таланты. Пожилой джентльмен спорил с ним весьма умело, утверждая, что в «этом ниггере» нет ничего достопримечательного, и наконец, к моему сожалению, ушел, сказав, что зайдет попозже. Однако в течение этого дня совершился целый ряд продаж. Дэвида и Кэролайн купил один плантатор из Натчеза. Они покинули нас, широко ухмыляясь, в самом счастливом состоянии духа, вызванном тем, что их не разлучили. Лети продали плантатору с Батон-Руж, и глаза ее пылали гневом, когда ее уводили прочь.

      Тот же человек купил и Рэндалла. Мальчика заставили прыгать и бегать по полу, а также исполнять множество других трюков, демонстрируя свою живость и физическое состояние. Все время, пока шла торговля, Элиза плакала навзрыд и заламывала руки. Она умоляла этого человека не покупать ее сына, если он не купит в придачу ее саму и Эмили. Она обещала в этом случае быть самой верной рабыней из всех, живущих на этом свете. Мужчина ответил, что не может себе этого позволить, и тогда Элиза разразилась пароксизмом скорби, громко рыдая. Фриман резко развернулся к ней, зажав кнут в поднятой руке, и велел прекратить шум, или он ее выпорет. Он не потерпит таких дел – что еще за нытье; и, если она не замолчит сию же минуту, он выведет ее во двор и выдаст ей тысячу плетей. Да, уж он-то быстро выбьет из нее всю эту чушь – и будь он проклят, если это не так. Элиза скорчилась перед ним и пыталась вытереть слезы, но все было напрасно. Она хочет быть со своими детьми, сказала она, то недолгое время, которое ей осталось жить. Ни нахмуренные брови, ни все угрозы Фримана не могли заставить замолчать безутешную мать. Она продолжала самым жалостным образом умолять и упрашивать не разлучать их троих. Вновь и вновь она твердила, как любит своего мальчика. Десятки раз повторяла она свои прежние обещания – о том, какой верной и послушной она будет; как усердно она станет трудиться день и ночь, до последнего мгновения своей жизни, если только он купит их всех вместе. Но все напрасно; тот человек не мог себе «этого позволить». Сделка совершилась, и Рэндалл должен был уйти. Тогда Элиза бросилась вслед за ним; обнимала его страстно; целовала его снова и снова; просила его помнить ее – и все это время ее слезы струились по лицу мальчика, точно дождевые струи.

      Фриман проклинал ее, называя ревой-коровой, плаксивой девкой, и велел ей встать на свое место и вести себя как следует. Он поклялся, что не станет терпеть подобной чепухи ни секундой дольше. Он скоро даст ей настоящий повод для слез, если она не будет чертовски осторожна, уж в этом-то она может положиться на его слово.

      Плантатор из Батон-Руж