ПрохорЪ. Степан Гаморский

ротивление было успешно подавлено, без потерь с нашей стороны. В соответствии с приказом лагерь был развернут для базирования. Просим выслать обоз с обмундированием, вследствие надвигающейся зимы. Запасы продовольствия также подходят к концу. Ждем дальнейших распоряжений.

      Капитан-адъютант-майор Пьер Дьёдонне

      ***, 5 сентября 1812 года

      Глава 1

      Солнечный диск, настолько яркий, что на него нельзя было смотреть даже сквозь закрытые веки, поднимался над деревней ***ово. Он поднялся над горизонтом ещё лишь на две трети, но уже изливал на окрестный луг, а также на рощу раскидистых вязов, что были посажены здесь чуть ли не вместе с основанием деревни, свои жаркие лучи, как бы искушая бросить всякую работу и растянуться в прохладной тени. Несмотря на это в деревне кипела жизнь. Открылись ворота сараев, из которых повалила на улицу вся деревенская живность, за исключением коров, что были выгнаны на луг пастись, как только небо на востоке начало светлеть. Куры деловито сновали по дворам, раскапывая землю в поисках червей, зёрен и всего того, что способно было послужить их пропитанию. Козы и овцы выщипывали остатки травы, что была и так порядком выжжена немилосердным солнцем. Люди старались побольше успеть до полуденного пекла. Кто рубил дрова, кто носил воду или зерно, кто починял свою ветхую лачужку, которая была одной из многих разваливающихся хат в этой неторопливо увядающей деревеньке. Жара никак не хотела уходить вслед за летом и уступать место осенней сырости и прохладе.

      На крыльцо поместья вышел барин, и, неспешно раскурив трубку, принялся оглядывать свои владения. Некогда это было действительно большое и богатое поместье, со стадами скотины, душистыми лугами и толпами крестьян. Самым же главным в поместье была мыловарня. Когда барин был совсем маленький, его отец часто водил его туда, объяснял, что и как делается, но маленькому барчонку было неинтересно. Его любимыми делами было лежать на лугу да обедать. Когда он стал постарше, то стал подворовывать у отца табачок, да и, незаметно для себя, пристрастился к этому делу. Посему к настоящим годам он стал довольно грузен и неповоротлив. А мыловаренное дело пошло на спад после смерти отца, ведь уже подросший барин всё так же не интересовался ничем, сложнее колодезного журавля. Что-то делали крестьяне, продавали часть мыла в ближайшем городе, платили барину долю, но он, кажется, и не догадывался, откуда это у них берутся деньги, считая, что всё идёт как надо и нечего влезать, а то, не дай Бог, что испортиться может. Даже в город ему было лень ездить. Всё, что надо, привозили крестьяне, а барин дни напролёт просиживал в поместье или прохаживался по деревне. В свои года он был холост, и ему бы непременно посоветовали жениться, ежели кто-то, кроме крестьян, с ним бы общался.

      Барин выбил трубку и принялся истошно кричать: «Прохор! Прохор!» Посылать кого-то за Прохором барину было лениво, а тем более идти самому, поэтому он надеялся, что если даже Прохор сам и не услышит, то кто-нибудь ему обязательно передаст. Но Прохор всё-таки услышал и вскоре вылетел из-за избы с шапкой набекрень. Барина он очень любил, и считал, что всякое промедление в исполнении просьбы барина – чуть ли не смертный грех.

      –Ужо тута я, барин! – Прохор изрядно запыхался.

      – А ну-ка, Прошка, подойди поближе ко мне.

      – Зачем это? – Прохор поднялся к барину на крыльцо.

      – А затем, что уж больно духовит ты стал. Гляди, от тебя уже шарахается и люд, и зверь. Помойся сходи.