Вот перед нами, стоящими на автобусной станции, разлегся на все четыре стороны провинциальный городок Новоозерск. Назван он так в честь Новозера, расположенного от него к северо-западу. На юго-востоке же, напротив, находится Старозеро, но оно никому не интересно, за исключением разве что лягушек и деда Кондрата, который все равно продолжает ловить в нем рыбу, отродясь в Старозере не водившуюся.
Мы гости в Новоозерске нечастые, поэтому пройдемся только по Первомайской до Горсовета и обратно, чтобы ненароком не заблудиться, и узнаем местные новости.
Первый абориген, который попадается нам навстречу – конечно же, Сашка Панкратов. Лучший друг всех чертей и инопланетян сельской местности юга России. Потому что пьет, да, а кто не пьет, но не только поэтому, а из-за того еще, что Сашка – всем добрый друг, и до всего ему есть дело. Сейчас ему есть дело до тетушки Агафьи, что торгует на рынке картошкой. Вот по дороге он нам все и расскажет.
Рядом с тетущкой Агафьей на рынке стоит Василиса Абрамовна Юй – редкий случай! – смертельный враг Панкратова. Они даже на Межпланетном суде тяжбу затеяли, но об этом позже.
Июль месяц. Страшная жара. У лотка «Пиво-Соки-Воды» томится молоденькая продавщица. Она – новенькая в городе, поэтому ни мы, ни Сашка не знаем, как ее зовут. Предшественник же продавщицы, киоскер Михал Андреич Леший оказался зловещим гением, породителем чудовищ и главой заговора, поколебавшего устои не только Новоозерска, но и самой Москвы, отчего и скрывается он теперь за границей…
На этих словах Сашка прервался и побежал, размахивая руками, на грузовик с арбузами, который как раз заруливал на рынок. Водитель, выслушав и получив энную сумму, кивнул и уехал вместе с арбузами.
Панкратов вернулся и поведал, что полосатые пойдут на подарок ко дню рождения его соседу, грузину Гехванидзинжадзе, чье имя-отчество затерялось в недрах революции. Старик Гехван, потомственный джедай и первопроходчик недр Ленинской библиотеки – большой любитель полосатой ягоды (не путать с крыжовником)
Кстати, о последнем. Вырулив с рынка, продолжаем поход и двигаемся мимо супермаркета «Озерки», принадлежащего братьям Крыжовникам. Сии братья, оказывается, недавно вместе с мафиози Мандельштуцером подстрелили на Старозере водяного-китайца. Сашка упомянул и о своей скромной роли в этом удивительном приключении.
По дороге мимо нас с диким ревом проносится на своем Бешеном Моцыке некто Гуга Голенищев по прозвищу «Гуго Капец». Ничем особым он еще не отличился, но у юноши все впереди. Сашка подозревает, что скорость света для гугиного Моцыка – не предел.
Судя по мрачному виду Гуги, его только что оштрафовал за превышение сержант Фердинанд Габсбург. Героический Ферда на днях помогал расследовать одно сложное дело, для чего произвел контрольный вылет на дельтаплане для осмотра окрестностей.
На балконе дома номер девять по улице Миллионной машет гантелями писатель Аркадий Слононосцев, с которым у Сашки связана настолько жуткая история о призраках, что у Панкратова загривок встает дыбом, и он невольно прибавляет скорости.
Стараясь не отстать от гида, мы доходим до рыбного магазина на пустыре, за которым, по словам Сашки, недавно нашли инопланетянские круги, закупаемся для себя минералочкой, для Сашки – таранькой, и поворачиваем обратно – до Горсовета топать далековато оказалось. А дойдя до скверика, и вовсе садимся отдохнуть.
Сашка тащит из одного кармана бутылку пива, из другого – записную книжку, на обложке которой корявым почерком были любовно выведены слова «Новоозерские бывальщины». Затем он на несколько минут выпадает из общественной жизни, очищая сухую рыбешку.
– Фантаст Буран попросил все-все записывать, – наконец говорит Сашка, выкидывая пустую уже бутылку в урну. – Книгу мечтает написать обо всем, что у нас творится. А я у него вроде как местного архивариуса. Зачесть вам, может?
Сашка усаживается поудобнее и раскрывает книжку на первой странице.
– Началось все со Спиридон Спиридоныча, которого…
Жизнь коротка, искусство – вечно!
Cпиридона Спиридоновича ненавидели соседи. Жил он в одной из еще сохранившихся на окраине города коммуналок. На территории означенной квартиры проживало, кроме него, крепкое мужское братство без какой-либо примеси женского населения. И вместо того, чтобы скопом, всем дружным коллективом, спиться, как все нормальные люди, Спиридон Спиридонович оказался в этой чисто мужской компании ярко выраженным изгоем.
Спиридона Спиридоновича часто обзывали. Обзывали его страшно, грубо, с ярко выраженным оттенком брезгливости. Иногда при этом в него кидали разными мелкими предметами, разбивали об его голову бутылки, проклинали страшно, но всегда, заметьте, он ухитрялся вновь возвращаться к повседневному образу жизни. Весь сыр-бор разгорелся