С 1620 по 1624 год первый Архиепископ Сибирский пробыл в Тобольске, оставив после себя добрую славу, но за четыре года служения, продвижения Креста Элионского на восток, к океану, возможности не поимел, как и его последователи – Архиепископы Сибирские Макарий, Нектарий и Герасим. И только Семион в 1650 году отрядил Ковчег с Крестом с отрядом Е. Хабарова в Амурскую экспедицию. Он верно учитывал, что Хабар – старинное русское родовое прозвище, означающее удачу и везение. Но уже в 1652 году более ста человек из отряда Е. Хабарова уводит Стенька Поляков вместе с Ковчегом. Хабаров настигает их и сжигает острог, основанный им в 1653 году. Но Крест Елеонский пропадает в земле гиляков.
Часть I
Земля гиляков
1969 год, месяц июль. 14 лет, песни петь хочется, седьмой класс позади, на огороде картошка взошла. Утром бегаем – проверяем, переживаем. Бывает, взойдет, а ночью – туман, и ростки превращаются в скользкие ниточки. Тогда зимой плохо – голодно. Едим сухую картошку с сухим луком на сивучевом жире.
Жду вечер, песни будем петь. У нас своя тусовка. По переулкам, между катухами и бараками, бегаем по завалинкам на крохотный железнодорожный вокзал с узкой колеей и маленькими дрезинами. Хорошо было на вокзале: всю ночь горела лампочка, и было две крепких скамейки. Нам хватало. Ругали нас и гоняли, но куда там, возраст звал к романтике и нежным чувствам. Одного начинающего гитариста с семистрункой тоже хватало. Девчонки тоже приходили, правда, уходили рано. Без них и пелось уже не очень. Курили, кто что принесет, и в «чику» играли, если было на что.
Оттуда мне, малому, и довелось уехать во взрослую жизнь. И должно было: родился-то на улице Вокзальной, в бараке номер пятнадцать. Это такое строение со стенами-перегородками, заполненными землей. В этих перегородках всю зиму веселились крысы, и земля частично высыпалась. Иногда можно было увидеть улицу в дырочку в стене. Но не замерзали. Радиаторы были в виде толстенной трубы вдоль стены, температура такая, что при прикосновении получаешь моментальный ожог. Барак был длинный, с узкими коридорами, всегда полутемный. Детей много, кухня общая. Сортир очень страшный, на улице. Все тут на жительстве оказались по разным причинам. Я здесь жил до шести лет, здесь и умирать пытался. Бараки вокруг обрастали хижинами, одну из которых приобрели мои родители году в 1961-1962. Рядышком, в проулке. Три комнаты и огород.
Отец пил, кажется, всегда. Работал слесарем, монтировал турбины на ТЭЦ. Ходил всегда в кирзовых сапогах и спецовке замасленной. У проходной, метрах в двадцати, наверное, стоял киоск, синий такой. Он всегда работал, а полная женщина с очень красным ртом торговала там спирт на разлив, стаканами. Вот папа и угощался. Особенно начал без продыха, как я в школу пошел. Он был добрый, тем и жил, наверное. Его пьяного только наш участковый боялся. Уж больно тогда форма милицейская была блестящая, а у отца была какая-то ревность к погонам. Вот и доставалось тому.
Их было три «мушкетера» с Поволжья. Папа мой, 1923 года рождения, дядя Гоша и дядя Аркаша. Не знаю их дат рождения, знаю только даты смерти. Они дружили всю жизнь. Общались каждый день, чаще всего в соседнем бараке, в комнате у дяди Аркаши – он жил один. Из детей в их троице был один я, и потому мне приходилось порой присутствовать. Круглый стол, абажур над ним из газет, здоровенная кадка с засохшим фикусом, массивный шифоньер и три табуретки. Все проходило по одному сценарию: на стол выставляли бутылки-бескозырки, стаканы, да и все, наверное. Они мало разговаривали, пили и сильно курили. В округе пацаны постарше очень вежливо здоровались с дядей Аркашей, всегда с большим уважением. Школьная директриса на все праздники пыталась затащить его в школу, и он ходил, хромоногий и худой. Он не выкинул ордена. Он свой свитер с орденами надевал перед школой и, выходя, снимал. Эти награды я видел в шкафу, их было столько, что кофта рвалась от веса и потом просто валялась на нижней полке шкафа. По возможности я всегда с большим любопытством копался в этом свитере и трогал ордена руками. А как-то взял, да и спросил:
– Дядя Аркаша, а за что Вас наградили таким красивым орденом?
Отец говорит:
– Покажи-ка, сынка!
Я показал, отец сразу оживился, и, обращаясь к дяде Аркаше, заговорил:
– Так это было летом, на Кубани, в сорок третьем году. Мы тогда украли ящик тушенки с продсклада и пошли с учительницами знакомиться.
Я не понял, за что наградили, но с полчаса оживление между ними не проходило. Но в кофте с орденами я его так и не увидел. В год, когда я пошел в школу, его убили. Отец приехал с похорон