Странной была судьба Шамбора! Построенный королем Франциском I, чтобы сделать приятное мадам де Шатобриан,[1] он вскоре был совершенно заброшен и этим королем, и его потомками. Правда, спустя век, уже в 1670 году, его воскресил к жизни Людовик XIV, когда привез сюда мадам де Монтеспан, и Мольер давал здесь для нее премьеру «Мещанина во дворянстве». Потом здесь очень недолго прожили родители королевы Мари Лещинской, польский король Станислав и его жена, – и замок вновь оказался забыт почти на сотню лет, пока в 1745 году в Шамбор не явился новый владелец, красота, слава и блеск которого были вполне достойны великолепия замка. Звали этого человека маршал Морис де Сакс, и он был героем победы французских войск над англо-голландско-ганноверскими соединениями при Фонтенуа. В награду король Людовик XV предоставил маршалу право сидеть в присутствии членов королевской фамилии (нешуточная привилегия, оценить которую способны лишь те, кому целые дни приходилось проводить на ногах!), назвал кузеном и позволил разместиться в Шамборе и даже держать там собственный полк. Прежде такой чести удостаивались только наследные принцы.
Впрочем, Морис де Сакс, Морис Саксонский, как его чаще называли, и был наследным принцем, хотя никакого наследства, кроме ума и авантюризма от своего отца и красоты и обворожительности от своей матушки, он при рождении не получил. Зато какие это были отец и матушка! Он был сыном одной из знаменитейших красавиц Европы, графини Марии-Авроры фон Кенигсмарк. Мать назвала его Морисом в память о первых, незабываемых днях ее любви с курфюрстом саксонским, позднее польским королем Августом II Сильным в охотничьем замке Морицбург. Августа прозвали Сильным, потому что он и впрямь был редкостный силач: двумя пальцами мог поднять с земли громоздкое и тяжелое солдатское ружье и одним взмахом рубил голову быку, – однако покорять женщин и ухаживать за ними он умел, как самый галантный из французских паркетных шаркунов. Довольно сказать, что первым подарком Августа возлюбленной был букет из чистого золота, с цветами из рубинов, жемчугов, сапфиров, с изумрудными листьями…
Говорят, что дети любви всегда красивы. Морис был голубоглазым высоченным блондином с фигурой атлета и бесшабашными манерами парижского гамена. Как ни странно, именно это производило поистине убийственное впечатление на прекрасный пол, и все дамы в округе, от служанок до баронесс, видели в грешных снах этого подрастающего сердцееда. И уж этим-то сладостным продуктом он насытился за свою жизнь вволю!
Когда Морису исполнилось двенадцать, отец дал ему пехотный полк, а в придачу титул графа Саксонского. В тринадцать лет юный граф сражался при Мальплате под командованием принца Евгения, а спустя год – при Штральзунде под командованием Петра Великого, в состав войск которого входили саксонские наемники. Когда он вернулся домой, овеянный славой, отец решил, что мальчишку надо как можно раньше женить, не то истаскается, и вскоре Морис обвенчался с богатой, хотя и не слишком хорошенькой Викторией фон Лёбен. Однако с женой он не зажился, потому что его полк был переведен во Францию. Здесь его представили ко двору Людовика XV, причем труд сделать это взяла на себя не кто иная, как сама мадам Помпадур, покровительством которой Морис отныне пользовался.
И здесь опасения Августа II сбылись: Морис дал полную волю своему сластолюбивому нраву! Женщины падали к его ногам, как срезанные цветы, и не счесть, сколько «интимных покоев», выражаясь языком того куртуазного времени, навестил его «гуляка». При этом Морис обладал таким редкостным обаянием, что даже мужчины, у которых он отбивал возлюбленных и чьих жен соблазнял, не имели сил на него злиться. Некоторые недоброжелатели (были такие и у блестящего Мориса, а у кого ж их нет?) брезгливо называли его трусом, потому что за ним не числилось ни единой дуэли, но вся штука в том, что его на дуэли просто не вызывали, настолько он всем нравился. Сам Морис не слишком-то любил швыряться перчатками и составлять картели, вообще ему не доставляло удовольствия убивать людей… разумеется, если это не происходило на поле брани, а уж там-то в его храбрости сомневаться не приходилось.
Так он и жил, потеряв счет свершенным им любовным и воинским подвигам, пока не обнаружил однажды, что состояние Виктории фон Лёбен им благополучно растрачено, никакой подходящей войны, на которой можно составить состояние, не предвидится, зато впереди вдруг замаячила не слишком верная, но блистательная перспектива сделаться герцогом Курляндским или мужем русской принцессы Елизаветы, младшей дочери Петра Великого.
Еще толком не выяснив, которая из невест ему более желанна, Морис мигом развелся с Викторией, выплатив ей изрядную компенсацию из денег, взятых в долг (как правило, деньгами его ссужали обожательницы, да еще и расталкивали друг дружку, стремясь дать Морису как можно раньше и как можно больше), и, слегка переведя дух, начал раздумывать, на ком все же следует жениться.
Герцогиней Курляндской в то время была племянница Петра I, дочь его единокровного брата Ивана (а может быть, как перешептывались придворные сплетники, и самого Петра, когда-то осчастливившего невестушку, страдавшую от бессилия родного мужа…) Анна Иоанновна. Это была дама вполне