Ковидный карантин. Дон Нигро

ые люди в ковидном заперти. Мысли, конечно, грустные, пусть и во многом философские, отвлеченные от реальной жизни.

⁂

      Действующие лица:

      АЛИСА.

      БОБ.

      Декорация:

      Квартира.

      (АЛИСА и БОБ в их квартире).

      АЛИСА. Думаешь, нас это изменит?

      БОБ. Что?

      АЛИСА. Столь долгое пребывание внутри.

      БОБ. Не знаю. А должно?

      АЛИСА. Я думаю, есть только два места: внутри и снаружи. И мы – кожа, которая их разделяет. Но каждое внутри может быть снаружи для другого внутри. И каждое снаружи – внутри для другого снаружи. Может, без конца и края.

      БОБ. И ладно.

      АЛИСА. Дело в том, что я хотела, чтобы все стало, как прежде, когда мы могли выйти наружу. Но теперь, когда мы внутри чуть ли не все время, я не уверена, что я стремлюсь выйти наружу. Я хочу сказать, когда человек выходит наружу, что-то может его убить. Все равно, что быть маленьким зверьком в лесу. В свое время мы такими были. Маленькими зверьками в лесу. И звери побольше приходили и ели нас. Мы иногда вылезали из своих нор, иначе умерли бы с голоду. Вот так желание и страх навсегда переплелись в нас. Но что будет, если мы не сможем вернуться к прежнему?

      БОБ. Мы вернемся.

      АЛИСА. А если не сможем? Если нам придется оставаться здесь до самой смерти?

      БОБ. Не может это длиться вечность.

      АЛИСА. А сколько может?

      БОБ. Не знаю.

      АЛИСА. И кто-нибудь знает?

      БОБ. Я так не думаю.

      АЛИСА. Тогда может длиться вечно. Больше никакого снаружи. Только внутри. А внутри очень одиноко.

      БОБ. Снаружи тоже одиноко.

      АЛИСА. Да, но все-таки.

      БОБ. Я думал, снаружи тебе совсем не нравилось.

      АЛИСА. Очень нравилось, когда-то, но теперь я не могу решить, хочу я идти наружу или в каком-то другом направлении.

      БОБ. Каком другом направлении?

      АЛИСА. Глубже внутрь. Как Шильонский узник.

      БОБ. Кто?

      АЛИСА. Разве ты не читал эту поэму в школе?

      БОБ. Школу я пытаюсь забыть.

      АЛИСА. Лорд Байрон. Поэма о парне, который попал в такое вот подземелье навечно. Но потом, много лет спустя, его спасли. И вывели в свет. А он такой несчастный. Потому что научился любить отчаяние. Что если мы научимся любить отчаяние?

      БОБ. Ты не одна. Я здесь.

      АЛИСА. Правда?

      БОБ. Что? Ты думаешь, меня здесь нет?

      АЛИСА. Я думаю, ты можешь быть иллюзией, как розовые слоны или Бог. Подумай, как, вероятно, одиноко Богу, если он настоящий, веки вечные пребывать в одиночестве.

      БОБ. Бог не один. У него ангелы, которые ему служат. Меняют постельное белье, намазывают масло на хлеб и все такое.

      АЛИСА. Ты веришь в ангелов?

      БОБ. Пожалуй, нет, но… Даже если ангелов нет, Бог не один. У него есть мы.

      АЛИСА. Но если Бог создал нас, мы всего лишь персонажи в романе или пьесе, которую пишет Бог, так? А почему он пишет? Потому что одинок. Потому что заперт внутри.

      БОБ. Внутри чего? Небес?

      АЛИСА. Внутри своего разума. Бог заточен внутри своего разума, как все остальные. Да только мы не существуем. Мы – персонажи пьесы, которую он никак не может написать. Мы только думаем, что мы настоящие, потому что персонажи, заточенные внутри пьесы, всегда так думают. Выбраться из пьесы мы может только одним способом – умерев.