Разлетелся календарь.
Где витает май?
Мне себя? Совсем не жаль.
Годы застят даль.
Терпкой памяти скрижаль
Сберегу как дань.
Фонари
Фонари – ночные эльфы,
Талисманы городов.
Освещают улиц шельфы,
Жизнь несут сквозь тьму веков.
Фонари. Медовый, чайный,
Золотой, лимонный луч
Сплёл узор необычайный
Переулков, скверов, туч.
Фонари. Пыльцу заката
Раздарили ста ветрам.
Ночь волшебным сном объята
Мягко светит в окна нам.
Фонари. В них судеб лампы,
Нитей лет тугой вольфрам,
Реки встреч, свиданий дамбы,
Вихрь посланий, телеграмм.
Фонари. Горят, как прежде
Верой и теплом земли.
Дарят светлую надежду
Затерявшимся в тени.
Непрошлогодний снег
Тихо падал снег непрошлогодний,
Сказку приглашая со двора.
Как заворожённый маятник природы,
Стоя у окошка, грезил я.
И качался, радуясь завьюжью,
И кружился в пляске февраля,
Наблюдал снежинок танец дружный,
Вспоминая снежную тебя.
«Как вамژ не стыдно жить и не дышать…»
Как вамژ не стыдно жить и не дышать.
Не просыпаться и не улыбаться,
Водою ледяной не обливаться,
Щадить себя и ничего не ждать.
Как вам не стыдно жить и не мечтать.
Не смаковать игристо-пенный трепет,
Не слышать явь и сказок милый лепет.
Как вам не стыдно жить и не писать.
«Русь расхристанная моя…»
Русь расхристанная моя…
Или я? Или старуха у огня,
акафист бубня,
качается в такт уходящего дня?
Что это? Время?
Или безвременье? Или безверие?
Нутряным суеверием
стянутый дух. Всё бреду,
но куда? И когда? Наяву
и в бреду никогда не приду.
Сила? Или бессилие?ژ
Жить в запойном унынии
и глядеть на постылое —
в том удел? Передел
душ и тел. И не тем
мы горели в горниле тем.ژ
Чем? Ничем.
«Когда бархатный вечер подходит к концу…»
Когда бархатный вечер подходит к концу
За решёткою офисной клетки,
Ты готов звонко врезать тому подлецу,
Кто кайфует в гамачной сетке,
Кто петляет затейливой знойной тропой,
Разрезая жнивьё велошиной,
Кто смоковниц вдыхает пьянящий настой,
А не копоть асфальто-машины.
Кто пытливо глазеет в небесный экран,
Попирая мечтами устои,
Кто пульсары души в звёздный льет океан —
Кто ЖИВЁТ, ведь оно того стоит!
Растираешь свой ржавый, истлевший крестец,
Сам себе ты палач, сам себе ты подлец.
«И не меня одной на свете больше нет…»
И не меня одной на свете больше нет.
Чего хотела, чем жила – истерлось всё,
Извечный бред.
Давно ль осенних лиц букет
Забвенью предан и отпет?
«Рассиропившаяся дура…»
Рассиропившаяся дура
Не уймётся – лечи/не лечи,
Запечалившись о фигуре,
Уплетает свои калачи.
Это