С испугу я никак не мог собрать себя в порядок. Я порывался встать и – не мог. Наконец вскочил и, спотыкаясь, кое-как отбежал. Нигде никаких рогатулек! Что делать? Что?
В руках у меня беспризорно моталась тоха.
Впопыхах, наобум лазаря ткнул ею в змею.
Чёрным смерчем взметнулась она из-под руки и холодно рухнула возле братова плеча.
Что есть мочи упирался я тохой в берег.
Похоже, попал я таки в голову, раз агатовая бечёвка её тела уходила в траву, к берегу.
– Глеба, ты целый?
– Не з-знаю… Нос не унесло водой?
– На месте… Вставай… Только кожу с носа намного счахнул, как клок мундира с картошки. Углом тохи едва задел.
– Сильна бродяжка… Отпускай…
Я отпустил. Змея упруго выдернулась из грязи, и холодная, живописно-тёмная верёвка извивисто утянулась под навислый берег.
– Скачи и радуйся, – сказал я ей, – что отец Глебио тебя не укусил. Будь французом, он бы без сольки тебя скушал.
– Да она сама себя порешила.
– Это как?
– Просто. Наверняка от твоего удара прикусила свой язычок. Ядок и пошёл по ней. Сама себя погубила, хоть ты и не попал ей в голову, – отрешённо выдавил Глеб. Наверное, прижал за шею? Увеялась, не всадивши в меня смерть… Надо было убить и закопать. Тогда б пошёл дождь. Дождь так нам нужен.
– Дождь не глупарь. И без этого убийства надумает придёт… А ты труханул? Крепко?
– По себе судишь? Что, уже медвежья хворь напала?
– Ой… ой… Геройка… А кто дребезжал, что сквозь траву слышал её холод? Ещё на таком расстоянии? То ты слышал холод страха. Невредно знать, у змеи температура окружающей среды… Попалась какая-то контуженная, с припёком. А ну на глазах корки? Так нормальная телом слышит, сразу б ушла и не обязательно было играть с тобой в переглядушки. Может, лежала себе панночка шипуля, обмахивалась веером и вовсе на тебя не смотрела? Можь, и в сам деле слепенькая? А ты со страху полез строить ей глазки. Ты б ещё спел:
– На тебя, дор-рогая,
Я гляжу не м-миг-гая!
– Полежал бы вместо меня в ручье и спел. Я б охотно послушал.
– Я как чувствовал… Кто тебя звал из ручья? Всё не слушаешься маленьких?!
14
Цыпленку замкнуться в собственной скорлупе – значит не увидеть жизни.
– Хлопцы! А вот и я! Не соскучились без мене? Бог вам в помочь!
На угорке, в кутерьме молодой ожины, стояла мама. За плечом на тохе золотилась соломенная кошёлка со снедью.
– А мы думали, Красную Шапочку волки украли и пирожки все конфисковали, – выразил скромное