Когда сознанье сузится
До ниточки вперёд —
Пройдёт по телу музыка
И человек умрёт.
Но человек останется
Просунутым во тьму,
Где пустота под пальцами
Шевелится к нему.
Тогда с ладоней линии
Сойдут на раз, два, три…
И человечек глиняный
Рассыплется внутри.
Десять заповедей в коме…
Десять заповедей в коме,
Тускло лампочка горит.
Человек в прошедшем доме
Что-то искоса мудрит.
Выдвигаясь из размеров,
Воздух крошится в ночи.
За чертой небесной сферы
Человек ползком молчит.
Лишь внутри себя встречая
Слаборазвитый рассвет,
Он злословит в чашку чая
На бесследном склоне лет.
Она в меня подумала…
Она в меня подумала,
Что станет мне женой.
И грянули под куполом
Оркестры в мир иной.
И высыпались правила
Шипами на паркет,
А я сидел и вздрагивал
На каждом бугорке.
Сгорает сумрак заживо,
Спрессованный в тупик.
Всё сделанное кажется
Вчерашним напрямик.
Никому не враг, не друг…
Никому не враг, не друг,
Изнутри подпиленный,
Человек с лицом вокруг
Обнажил извилины.
Округляясь до нуля
В бесконечность выстрела,
Из лица глаза скулят
Без пяти – осмысленно…
Жизнь по скошенной траве
В небо перечёркнута —
Завалился белый свет
За подкладку чёрного.
Когда Минувшее столкнулось…
Когда Минувшее столкнулось
Лоб в лоб с просроченным Грядущим —
Над человеком кровь сгустилась.
И человек, влетев случайно
В остановившееся время,
Моргает головой просторной.
(В кастрюле хруст его извилин).
Он вспоминает из кармана,
Как, сидя в бой на унитазе,
До нитки проигравшись в прятки
И рассыпаясь на квадраты —
Он выключил себя снаружи,
Потом задул свечу внутри.
Теперь на все замки открытый,
Став человеком из огрызков,
Он лёжа правит бал на сцене,
Играя первую похлёбку
В анатомическом театре.
Его душа бежит по трубам
Рыгая на ходу подмёткой,
Ручей членораздельной речи
Стекает на пол из затылка.
Над ним патологоанатом
Склонился с хохотом печальным,
Разглядывая по спирали
Бесценную работу смерти.
Вокруг отвисли чьи-то лица,
Глазами собираясь в точку,
Вникая с разворота в тему:
Причина смерти человека.
За окнами осенний вечер.
Потусторонний город…
Вечность…
Спросонья сумеречной пеной,
Покрылся воздух изнутри.
А где-то рядом во Вселенной,
Под сводом внеземной зари,
На основании ребёнка,
Забыв размерами про стыд,
Мечтают двое перепонкой,
Подробно воя на кусты.
Настроенье моё чудесное…
Настроенье моё чудесное,
В ухе заснула блоха.
Обои рваные, тесные,
В подушку набита труха.
И за нос меня гномы дёргают…
Зачем, всё же, я живу:
Чтоб шкаф двигать в бездну чёрную
И в этом лежать шкафу?
Смеркалось. Мысли лезли к потолку…
Смеркалось. Мысли лезли к потолку.
Вращался обруч кровеносного пейзажа.
На свежем мертвеце играла в карты стража,
Накладывая скуку на тоску.
Кто застрелил Байкова под шумок,
А после в рану вполз и притворился пулей?
Под