Чтобы попасть в нашу классную комнату, надо пересечь главный холл и пройти налево в темный коридор, а затем открыть дверь, ничем не отличающуюся от дюжины других в этом коридоре. Несколько мальчиков, пришедших до нас, поднимают головы от парт, и Шарлот знакомит нас с одноклассниками. Все кивают и улыбаются: его веселого одобрения достаточно, чтобы нас приняли за своих. Парты стоят вперемешку с письменными столами, старые ободранные стулья остались почти без набивки. В углу тихо ржавеют рыцарские доспехи. Они гораздо старше, чем здание академии, и сюда их явно кто-то привез. Со стены на нас смотрит олений череп с огромными ветвистыми рогами. На одном из столов помещается другой охотничий трофей: череп кабана-секача с единственным клыком. Когда Шарлот томно разваливается на стуле за этим столом, я понимаю, что череп принадлежит ему.
– Сам убил, – поясняет он, видя мой заинтересованный взгляд.
– Ага, с помощью дюжины охотников, своры собак и мушкетера, которому было поручено пристрелить зверя в случае, если Шарлотик промахнется.
Шарлот краснеет, потом заливается смехом.
– Мне было одиннадцать! Мама боялась отпускать меня одного.
– Твоя мать всего боится.
Кажется, сейчас-то Шарлот точно обидится на Жерома, но он лишь согласно пожимает плечами.
– Все матери такие… А давайте-ка спросим нашего философа. Согласен ли ты, что матери – в общем и целом – склонны чересчур переживать за своих детей?
– В общем и целом – согласен.
– Твоя мать другая?
– Моя мать умерла. И отец тоже.
Я мог бы добавить, что знал только одну мать – ну, кроме мадам Форе, а она не в счет, – мать Эмиля, и она была совсем другая: упрямая, честолюбивая, властная и крепкая, как кирпичная стена. Она без труда командовала мужем, но ко мне питала самые нежные чувства. Но вовремя сообразил, что говорить этого не следует: нехорошо по отношению к Эмилю.
– У тебя нет родителей?
Я кивнул, и остальные мальчики замерли в ожидании дальнейших расспросов Шарлота. Мы все уже признали в нем предводителя: он был куда выше, сильнее, белокурее и благороднее нас. И не только поэтому. Мы были новенькие в этой странной школе, никого еще не знали, и нам уже предстояло сражаться за честь класса. Зато Шарлот вел себя так, словно прожил здесь всю жизнь. Словно предстоящая драка была лишь досадной неприятностью, которую предстояло устранить. Его полная уверенность в своих силах успокаивала.
– Как они умерли?
– Философский вопрос.
Шарлот одобрительно усмехается.
– Когда?
– Мне было пять или шесть… – Я постыдился признаваться, что они умерли от голода в руинах не единожды заложенного дома. – Брат погиб в бою. Они купили ему офицерский чин в кавалерии, и он сразу погиб. Они не пережили удара.
– Умерли от горя?
Я пожимаю плечами. Лучше от горя, чем от голода.
Шарлот смотрит на Жерома: тот тоже пожимает плечами.
– А с твоим замком что стало? – не унимается Шарлот.
– Разорили. – Очень уж громкое слово для процессии шаркающих