– Ага, очнулась, наконец. Как ты себя чувствуешь? – Донёсся откуда-то вполне человеческий голос.
Чувствовала я себя плохо. Особенно болела голова. Мне казалось, что она разбита на много кусочков, и каждый из них сильно болит. И боль всех этих кусочков складывалась во что-то совершенно невыносимое.
– Александр Петрович, она пришла в себя!
– Хорошо, сейчас подойду.
Я заставила себя открыть глаза. Откуда-то сбоку приблизилась ещё одна безликая фигура. Я заставила себя присмотреться. Фу-у. Ну, и ничего страшного. Это просто человек. В тёмно-синей хирургической пижаме. А безликим он кажется оттого, что у него на лице медицинская маска! Я, наверно, просто в больнице. Вот только, как я сюда попала? Ничего не помню.
– Деточка, хорошо, что ты пришла в себя. Ты сейчас на аппаратном дыхании, поэтому, не пытайся говорить, всё равно не получится. Но если ты меня понимаешь, просто прикрой глаза.
Я послушно хлопнула глазами.
– Замечательно! – Обрадовался мой собеседник. – Ты помнишь, что с тобой случилось?
Я попыталась пожать плечами, но не уверена, что у меня получилось.
– А как тебя зовут, помнишь?
Ну вот, я и имя своё забыла. Ужас! Что же теперь делать? Мне захотелось плакать.
– Ничего страшного, поспешил успокоить меня врач(?). Я сейчас буду называть тебе разные имена, а ты, если узнаешь своё, опять моргни.
Он принялся медленно и старательно выговаривать:
– Аня… Наташа… Лена… Маша… Катя… Люда…
Я поспешила опустить веки. Ну, конечно же, Люда! Как я могла забыть. Меня так назвали в честь бабушки. Папиной мамы. Людмилы Андреевны Кукушкиной.
– Вот и славно. Теперь, Людочка, отдыхай, набирайся сил. Всё плохое уже позади, и теперь ты будешь просто выздоравливать. А я пока пойду и скажу твоим близким, что ты пришла в себя. А то они очень волнуются.
Он ушёл, а я закрыла глаза. Оказывается, я уже успела очень устать. Как будто не глазами хлопала, а пару часов в спортзале напрягалась. Что же со мной произошло? И почему я ничего не помню? И тут мне показалось, что передо мной опять появился тот жуткий блестящий глаз! Кажется, я попыталась убежать или закричать. Не помню.
***
Маму и папу пустили ко мне на следующий день. Глаза у мамы были красные: наверно, она много плакала. Папа старался держаться молодцом, но выступившим на лысине и висках капельках пота, я поняла, что это ему нелегко.
Мне очень хотелось успокоить их, но говорить я по-прежнему не могла. Честное слово, женщина, лишённая возможности говорить – несчастнейшее создание!
И вообще, я чувствовала себя наполовину окуклившейся гусеницей, из-за множества оплетавших меня трубочек. Жуть! Судя по испуганным маминым глазам всё было ещё хуже, чем я могла себе представить.
Впрочем, ощущать и рассуждать я могла недолго, снова провалившись в какой-то плотный туман.
***
Как выяснилось позже, в этом странном состоянии я провела несколько дней. Иногда, я осознавала, что где-то рядом со мной мама, но по-настоящему отреагировать на это я не могла.
Наконец, врачи решили, что меня можно отключить от аппарата искусственного дыхания. Ко мне вернулся дар речи. Тихо слабо невнятно, но всё же, я теперь могла говорить.
По этому поводу, мама и папа снова пришли ко мне вдвоём. Наконец-то я узнаю что произошло!
– Что со мной случилось? – Спросила я.
– На тебя напали в парке у метро, когда ты возвращалась из института, – ответила мама.
А почему я ехала на метро? Я же обычно езжу в институт на машине. Ах, да, кто-то накануне разбил в моём «Смарте» все стёкла. Ну, надо же, как всё совпало!
– А кто напал?
– Неизвестно. Но вряд ли это был вор. Телефон, деньги – всё на месте, – сказал папа.
– Только обручального кольца нет, – добавила мама.
– А кольцо… Я его сама Тимуру вернула неделю назад.
– Вы поссорились?! – Мама так удивилась, что вскочила и заметалась по тесной палате.
– Мама, мы не поссорились, я его просто видеть больше не могу.
– Но почему ты нам ничего не сказала?
Я хотела ответить, что уже достаточно взрослая, чтобы некоторые вопросы решать самостоятельно, но тут следящий за мной прибор завыл. Тут же прибежала медсестра, прижала к моему лицу дыхательную маску и категорически заявила родителям, чтобы они покинули палату.
Мой папа, крутой бизнес-воротила, которого конкуренты боятся до обморока, и мама, которую и сам папа побаивается, испуганно съёжились и тихо попятились прочь.
***
Болеть скучно. Наверно меня накачали какими-то лекарствами, и головная боль стала не такой сильной, но только, когда я не пыталась