Французская революция, а до нее – английская революция уже провозгласили свободу личности. Война наций провозгласила одновременно свободу народов и человеческую солидарность.
Во время этого героического крестового похода, в котором Франция сыграла столь величественную роль, какой француз не обратился мыслью к призванию своей родины, к загадке ее души в стремлении к новому идеалу? Так было и со мной, как и со всеми умами, вовлеченными в эту борьбу. И не раз под влиянием мучительных раздумий во время битвы гигантов, когда звезда Франции, казалось, то восходила к зениту, то низвергалась в бездну, я пытался набросать историю кельтской души на протяжении веков, чтобы припасть к нашим истокам, словно к реке вечной молодости. Но я лишь ненадолго предался этой смелой мечте, и не только потому, что отступил перед бесчисленными трудностями и перед грандиозностью замысла, но еще и из-за первого же сделанного вывода. Можно ли, спросил я себя, понять сущность французской души, если не понять, не углубиться и не определить вначале латинскую душу, одну из ее основных составляющих?
Чем больше я размышлял над этим, тем больше предо мной представало первенство Италии в образовании Европы. В самом деле, разве не она трижды становилась наставницей цивилизации в продолжение христианской эры? Первый раз это было в эпоху древнего Рима, который передал народам севера сущность греко-латинской цивилизации. Второй раз Италия наставляла Европу, когда Рим обладал верховным влиянием как центр западного христианства. И третий раз, с удвоенной энергией, – в эпоху Возрождения, которое возродило культ красоты, утерянной и опозоренной средневековьем, и тем самым представило миру новое искусство – эллинско-христианское.
Я хотел бы углубить эту проблему, снова обратившись к великим мастерам итальянского Возрождения, предшественником которых я считаю Данте, величайшего и наиболее универсального итальянского гения. Вызвав также к жизни внутри себя шедевры архитектуры, скульптуры и живописи этих замечательных гениев, в тени которых я уже написал ранее важнейшие страницы моего труда «Великие Посвященные», я понял лучше, чем когда-либо, первостепенную важность итальянского Возрождения для современного мира.
В самом деле, его синтез – это не просто пластический синтез искусства и красоты. Это, кроме того, необходимая прелюдия к философскому, социальному и религиозному обновлению, которое происходило в наше время и в предыдущем человеческом цикле. Если посмотреть в корень вещей, будет видно следующее. Эллинско-христианский синтез, давший права независимой науке, свободной мысли, личному вдохновению, дополнил, сам того не зная и не желая, дело Прометея и Люцифера. Возрождение завершает это смелое дело в самом центре христианского мира, в сердце Ватикана. Оно делает это бесхитростно, спокойно, не потрясая основ христианства, но открывая в нем множество новых оттенков.
Встав на эту точку зрения, можно увидеть, что за Возрождением скрываются некоторые великие Идеи ((Idées-Méres), освещающие и оживляющие его, подобно тому как свет позади рисунков волшебного фонаря или кинематографа оживляет и приводит в движение меняющиеся фигуры, которые объектив проецирует на холст или экран. Эти основные идеи в очень разных формах озаряют и нашу эпоху и вызывают в ней многие непредвиденные явления. В их совокупности можно видеть зарю мира, в котором Прометеева и христианская идеи, согласованные и объединенные, будут существовать совместно. Они вызовут к жизни эпоху, когда Христос, полностью проникнув в человечество, и Люцифер, восставший от своего падения, будут по-братски править людьми[1]. Немеркнущий отблеск этого сияющего света я и искал за грандиозными мифологическими повествованиями, как и за сверкающим апофеозом христианства эпохи Возрождения.
Я хочу только перечислить здесь основные идеи, которые будут шире представлены и раскрыты на последних страницах этой книги:
1. Составное единство Вселенной и человека (макрокосма и микрокосма) через их внутреннюю структуру и глубинные связи. Этот закон показывает нам чудесную сущность человека: крошечное,