«На мурманской дорожке стояли две сосны.
Прощался со мной милый до будущей весны.
Он клялся и божился одну меня любить,
На дальней на сторонке меня не позабыть…»
Современная жизнь в Недельном и окрестных деревнях вряд ли как – то особенно изменилась за последние сто лет. Разве что молодежи здесь теперь куда меньше, чем было перед войной.
Я пытаюсь представить, каким был тот день, когда пришла весть о начале войны. Что почувствовали люди в тот момент, когда их жизнь в один миг разделилась на ДО и ПОСЛЕ?
– Война началась…
– Да ты что?! – говорю.
– Сейчас Молотов объявил.
«Сегодня в четыре часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза.»
– Я прихожу домой, бегом: «Папа, война началась!»
– Манюшка, никому не говори. Не может быть, чтобы война началась. Десять лет… подписан договор о ненападении.
Мой дед добавил себе пару лет в документах, и его тоже призвали на фронт.
Мужчины Недельного и окрестных деревень ушли воевать.
Кусочек лета и первую половину осени 41 – го оставшиеся в деревнях женщины и дети провели спокойно.
О войне напоминали информационные сводки, редкие письма с фронта и заградительные рвы, которые рыли все жители, вне зависимости от возраста.
Но на картах немецких командиров Недельное уже было обозначено, как важный стратегический пункт. По старым дореволюционным картам немецкое командование выяснило, что из Калуги в Москву, до появления Калужского шоссе, вел Екатерининский тракт.
Немцы приняли решение восстановить старую дорогу, а Недельное сделать ключевым перевалочным пунктом и крупной базой снабжения войск, наступавших на Москву.
14 октября 1941 – го года напуганные дети проснулись от непривычного звука.
– Слышим гул. Такого гула тогда в деревне не было. Какой-то гул такой… Нарастает: ближе, ближе, ближе… Не мотоциклов. Да и машин… тракторов…
– А я утром вышла. У нас скот был. Корову кормить, поить. Вышла, и немцы передо мной. Мне было пятнадцать лет. Я, конечно, испугалась. Они меня спрашивают: «Рус солдата?» А я не понимаю. Я говорю: «Я не русская.» Тогда и слово такого «Русь» мы не слыхали. Чтоб говорили: «Русь, Русь…»
Несколько дней по восстановленному тракту шла техника и машины с продовольствием. Германское командование было уверено, что приходит на эту землю навсегда.
– Вот от самого нашего центра, и на протяжении больше километра, сплошь стояли машины. Все были набиты. И водка была, и мясо – тушами. Готовились справлять Новый год.
Они поселились в домах наших родных и соседей. Размещаясь на постой, чувствовали себя хозяевами.
Тогда и началась, долгая как осенний дождь, история противостояния жителей села немецким оккупантам.
– Открылась дверь. Зашел немец. Один. Видит, что стоят четыре бабушки и мама со мной. Он так посмотрел… Автомат у него на перевес был. Посмотрел на всех. И потом вдруг полез в карман и достал шоколадку и протягивает мне. А настолько были все испуганы… Я почему-то взяла и заревела.
– Тоже, наверное, испугалась. Тогда немец разозлился, бросил эту шоколадку, достал автомат и на всех навел, чтобы расстрелять.
– И здесь вперед выходит Евдокия Михайловна Любимова и кричит ему: «Найн, найн, киндер, киндер!»
– Видно, у него семья была. Хлопнул дверью так, что стекла зазвенели, и ушел.
Эти уникальные фотографии сделал один из оккупантов в селе Недельное. Его звали Михаэль Корн. Он дослужился до звания ефрейтора.
В июле 44 – го попал в плен, заболел дизентерией и умер. А фото нам прислал из Германии его внук.
Трудно