– Боюсь, тебе придётся изрядно потрудиться, Кресташ, чтобы сделать из этих вояк настоящих воинов. Они ведь только и делают целыми днями, что бродят по улицам и спят на тренировках.
Ланкикур поднял брови и недоумённо покачал головой. Гога, который ехал рядом с королём, улыбнулся и сказал:
– Постой, его хватит в лучшем случае, ещё на пять минут. Скоро ему самому надоест читать морали, и он скажет: «поехали купаться».
– Хотя я бы на твоём месте, – продолжал чваниться Крак, – организовывал такие смотры раз в неделю. Знаешь ли, это дисциплинирует мушкетёров, да и командиров тоже.
– Меня сейчас стошнит, – сказал Ланкикур. – Может, устроим ему передышку?
– Погоди, всё это ужасно забавно, – с трудом удерживая смех, – прошептал Гога. – Вот увидишь, сейчас он возьмётся за парады.
Словно услышав его слова, Крак фон Кряк горделиво вскинул голову:
– А парады? Друг мой, как великолепны военные парады!
Ланкикур остановился и обернулся назад:
– Особенно незабываем последний, – ехидно подмигнул он Краку, – когда какая-то дворняжка, едва не внесла смятение в сердце героического маршала на белом коне.
Крак сморщился как от зубной боли и, вздохнув, тихо попросил:
– Поехали купаться.
Когда забили барабаны и затрубили трубы, объявляя отбой, дама в лиловом платье, всё это время наблюдавшая за смотром из окна центральной галереи, удовлетворённо махнула головой и сказала:
– Ну, наконец-то!
Это была маркиза де Несуни, любимая тётушка короля Ланкикура. Отразившись поочерёдно в семи зеркалах главной лестницы, и никого не встретив по пути, маркиза благополучно добралась до комнаты своих кузин: маркизы де Клуш и маркизы де Мокруш.
– Смотр окончен! – торжественно объявила она.
– Что вы говорите, дорогая? – наморщила лоб маркиза де Клуш. – Я ничего не слышу, вы же почти шепчете!
Маркиза де Несуни подошла к ней и вынула из ушей кузины два комочка ваты.
– Так лучше? – сердито спросила она.
– Ах да! – засмеялась де Клуш. – Я про них и забыла. Но от этого барабанного боя просто некуда деваться. Что это, я его больше не слышу. Может я уже оглохла? Вы что-нибудь слышите, дорогая? – обратилась она к маркизе де Мокруш, сидевшей в кресле возле камина. Увидев, что к ней обращаются маркиза де Мокруш беспомощно развела руками:
– Говорите громче, кузина, вы же знаете, у меня в ушах вата.
– Вы что-нибудь слышите? – прокричала маркиза де Клуш.
– Нет, ничего не слышу, – покачала головой маркиза де Мокруш.
– Вот и я говорю кузине, что уже не слышно барабанного боя. Не означает ли это, что я совсем потеряла слух? – наморщила лоб маркиза де Клуш.
– Что вы говорите? – спросила маркиза де Мокруш, поправляя парик. – У вас что-то с голосом, мне вас совсем не слышно.
– Нет, это невозможно! – всплеснула ручками маркиза де Несуни. – С вами же с ума можно сойти!
Она подошла к окну, и с грохотом открыв его, удовлетворённо произнесла:
– Ну вот, немного свежего воздуха вам не помешает.
– Что вы говорите? – оживилась маркиза де Клуш.
– Я говорю, что смотр уже закончился и капитан де Кревиль велел трубить отбой.
– Ну и каков он собой, этот новый капитан? – с любопытством спросила маркиза де Клуш.
– Всё верно, что про него говорят, – заулыбалась маркиза де Несуни. – Он хорошо сложен и у него прекрасные чёрные волосы и закрученные усы, а глаза, ну прямо как у цыганки – чёрные и в бархате ресниц.
– Ах как вы чудесно сказали, – воскликнула де Клуш. – «В бархате ресниц»! Как поэтично!
– Ну да, у него такие длинные и густые ресницы, что он даже поссорился из-за них с герцогом Пшёнским.
– Как это? – недоумённо вскинула реденькие бровки маркиза де Клуш.
– Неужели вы ничего не знаете про этот случай? Вчера вечером, впервые увидев капитана, наш герцог сказал своим друзьям, привожу дословно, – маркиза громко откашлялась и пробасила: – «Да это разве капитан? Это же…мадемуазель в усах!»
– Какой ужас! – воскликнула де Клуш.
– Ужаснее всего то, – продолжала маркиза де Несуни, – что Кресташ де Кревиль тут же схватился за шпагу.
– Ах! – всхлипнула маркиза де Мокруш.
– Да, именно так. Он выхватил шпагу и закричал, что требует