Серёга словно очнулся:
– Да что-то вспомнил, как сам лежал на каталке… на той самой площадке перед лифтом туда… – Серёга поднял трость вверх резинкой и указал в темневшие небеса. – В операционную на третьем. Всё! Ты уже не свой… в смысле, себе уже не принадлежишь совсем… как-то всё звенит вокруг, и вроде как холодный такой сквознячок дует… Да ты ж сам, наверно, помнишь такое, хоть и не здесь тебя везли.
– Нет, не помню, – сразу поспешил возразить я. – Меня ж, считай, почти не было, пока меня везли и всего сшивали… Это уж потом… как ночью в тёмной ванне… а в ней не вода – а сплошная боль вот прямо до самого горла. Ни вздохнуть, ни пё… – Я тогда осёкся не из цензурных соображений, а просто горло и вправду перехватило.
Серёга понимающе кивнул и сказал:
– Енот, он умный. Он как-то мне говорил: «Все пацаны и девчонки в мире делятся на три отряда. Тех, которые уже на каталке и их в операционную везут. Тех, которые на это глаза таращут и не дышат от ужаса, – и Енот глаза на меня выпучил. – А почему? А потому что знают, что и их черёд может наступить… И тех, которые не знают и даже никогда в жизни не узнают, как это всё бывает… И их почему-то больше всех на свете. Несправедливо, да?» Это Енот спрашивает меня: «Несправедливо, да?» А я что могу сказать. «Не знаю», – говорю ему.
– И я не знаю, – поспешил я снова поддержать друга и осторожно ткнул его в плечо своим плечом. – Ты давай дальше рассказывай, что было. Не отвлекайся на мелочи.
– Дальше – Аньку завезли в лифт, – ободрившись, продолжил Серёга. – Дверь закрылась, а я вместе с девчонками вернулся в отделение. Среди девчонок была и Алинка. Спрашиваю её потом: «Алина, а чего это Аньку второй раз за месяц на операцию повезли?» А она мне: «Серёж, ты что, тронулся? Её ещё не оперировали. С кем это ты путаешь?» У меня слов не было! Я ж точно помнил, что эта же компания провожала Аньку три недели назад в операционную. И Алинка там тоже была – я это точно помню, хоть и не подходил тогда близко. Андрюх, она – Анька – точно у всех память стирает, чтоб забывали то, что помнить не положено.
– А когда Аню везли, а ты среди девчонок стоял, она тебе ничего мысленно уже не говорила? – спросил я друга, уже начиная гордиться собой как заправским Шерлоком Холмсом. – Как тогда в столовой.
– Знаешь, ничего не почувствовал, – пожал плечами Сергей. – Может, она меня не успела заметить… Я практически позади девчонок стоял… Хотя, думаю, она видела…
На следующий день я был дежурным. И вот приходим мы вместе с другими дежурными и санитаром вечером на проверку в палату старших девочек, идём по палате, и вдруг я вижу на одной из кроватей Аньку! На том же самом месте, где и всегда стояла её кровать. Ничего не могу понять, у меня полный ступор головного мозга! Я знаю, что Анька в хирургии, что её только вчера прооперировали… А тут она – передо мной. Лежит и улыбается! Даже обувь её, кроссовочки такие бело-красные, ровненько возле кровати стоят – не придерёшься. Я уже хотел открыть рот, чтобы спросить: «Тебя что, уже выписали из хирургии?»,