– Спокойно, Пташка, спокойно, – молодая женщина нежно похлопала кобылку по шее. Та, прянув ушами, скосила глаз на хозяйку, ещё раз фыркнула, но уже не испугано , а сконфужено .
– Вот, так-то, лучше, – улыбнулась всадница и ослабила поводья, давая лошади возможность самой выбирать дорогу. Кобылка, почувствовав доверие хозяйки, пошла более уверенным шагом.
– Госпожа! Госпожа! – Услышала всадница встревоженный голос Аревик, своей, скорее подруги, нежели служанки.
– Я здесь! Уже спускаюсь! – выкрикнула наездница, желая успокоить, встревоженную, своим отсутствием, девушку. Она чуть натянула поводья, давая понять лошади, что её свободе выбора пришёл конец. Пташка недовольно всхрапнула, прянула ушами, но привычно подчинилась.
Спуск почти завершился, когда из-под копыта задней ноги лошади, предательски выскочил камень. Пташка, жалобно заржав, стала оседать, заваливаться назад, увлекая за собой, наездницу, неловко сидящую в седле, из-за уже прилично заметного живота. Последнее, что запомнила молодая женщина, это мелькнувшее над головой синее небо, истошный вопль Аревик: «Иванна!!!», и стремительно приближающийся к её лицу, поросший седым мхом, камень. Удар! Боль!! Темнота…
– Почему так всё болит? – сквозь помутнённое сознание, промелькнуло в голове у Иванны. И, тут – вспомнила: спуск с холма, падение, удар. Руки её непроизвольно потянулись к животу… Она открыла глаза и увидела над собой, высокое, бледно-голубое небо, по которому, медленно и величаво двигались, освещённые ярким солнцем, похожие на гигантские, волшебные корабли, облака. Чуть ниже, тянулся к югу журавлиный клин. Но вместо прощальной песни перелётных птиц, слух Иванны различил, где-то рядом с собой плач. Плакали навзрыд. В этом рыдании слышались: безысходность, боль, отчаяние. Магиня, собрав последние силы, чуть повернула голову в сторону плачущего и тут же, за это поплатилась. В глазах потемнело, тело пронизала боль, к горлу подкатил комок дурноты. Стиснув зубы она подавила, уже готовый вырваться из её груди, стон и прикрыла глаза. Вскоре боль стала утихать, ком откатился от горла и осел неприятной тяжестью в районе желудка. Иванна, снова открыв глаза, увидела сидящую рядом с собой, сгорбленную фигуру Аревик. Та, уткнув лицо в колени, рыдала на взрыд, плечи её содрогались в такт громким всхлипам.
– Ты, чего? – Как можно громче пыталась произнести Иванна, но вместо слов, с её губ сорвался только еле различимый шёпот. Но для Аревик этого было достаточно, плач и всхлипы мгновенно прекратились и она, всем своим телом подалась к лежащей на спине Иванне.
– Слава Богу! – Воскликнула Аревик, подняв к небу, свои покрасневшие от слёз, глаза, – госпожа, ты очнулась!
– Да, подруга, – с трудом произнесла Иванна, – вроде…
Появившуюся было на лице Аревик улыбку, опять сменила гримаса: – А я, тут, всё плачу, плачу, – захлюпала носом и закрыв лицо руками, она снова заревела.
– Не надо, успокойся, – Иванна попыталась отвлечь подругу от этого слёзопроливного занятия, – расскажи лучше, что случилось, я как-то всё смутно помню, а то и совсем…
Аревик, ещё пару раз всхлипнула, убрала от лица ладони, и повернула к Иванне, свои, опухшие от слёз глаза: – А, что тут рассказывать, плохо всё. Вы, вместе со своей лошадью упали, мало того, что ударились головой о камень, так ещё и Пташка, вас, после падения, собой придавила, – и сделав оберегающий жест рукой, добавила, – слава Богу не на живот.
– А, где она?
– Кто?
– Пташка.
– Так она осталась лежать, там, где упала.
– Что с ней?… Она?…
Аревик опустила глаза: – Нет больше серой в яблоках, шею она при падении свернула. А мой жеребец, пока я вас из-под Пташки вытаскивала, убежал. Уж я звала его, звала, да всё без толку. Где он сейчас бегает, Серко мой?
Аревик замолчала, вздохнула тяжело и посмотрев на Иванну, продолжила: – А я вас тащу, тащу, тяну, тяну,… Уж сутки прошли, а вы всё без сознания, и вокруг никого…
Её лицо опять скривилось, плечи затряслись.
– Ну, успокойся, прошу тебя, успокойся. Теперь всё будет хорошо.
Всхлипы прекратились: – Правда?
– Я тебя когда-нибудь обманывала?
– Нет.
– То-то же.
Подруги немного помолчали.
– Так, ты меня уже сутки на себе тащишь? – Иванна только сейчас осознала то, что ей, сквозь слёзы, поведала подруга.
– Да, – смущённо ответила та, – то на себе, то волоком на плаще.
– Спасибо тебе, – у Иванны предательски защипало глаза, – век не забуду.
– А как же иначе, госпожа, – Аревик взметнула брови, – как же иначе, иначе никак нельзя…
– Уах, уах, гу-у-у, гу-у-у-у-у, – прозвучало совсем рядом.
– Вот