Юля была обязательной, исполнительной и пунктуальной, за что на работе ее любили и ценили. Внешностью ее бог не осчастливил: длинные темно-русые волосы, обычное лицо, приятное, но не более, стройная фигура без выдающихся деталей, даже с некоторой нехваткой в нужных местах. Она считала себя обычной серой мышкой, теряющейся в толпе, и комплексовала на фоне подруг, которые казались ей более достойными мужского внимания. Хотелось думать, что она просто недооценивает себя, но жизнь постоянно убеждала в обратном. Девчонки влюблялись, выходили замуж, бурно выясняли отношения с любимыми и разлюбленными, в общем, жили интересно и ярко, чего нельзя было сказать о Юльке. Она всегда внимательно выслушивала, пыталась помочь, но абсолютное отсутствие опыта обесценивало ее рекомендации. Ее теоретические познания подруги поднимали на смех и отвергали советы, вычитанные в книгах, приводя примеры из жизни. Девочки искренне желали добра самой Юльке. Диапазон вариантов изменения ее судьбы колебался от «пойди к магу и сними венец безбрачия» до «познакомься в театре». Осуществить эти наставления на практике не удавалось. Записаться на прием к потомственной колдунье можно было только за несколько месяцев, чему Юлька невероятно обрадовалась и с легким сердцем отказалась от этой затеи. Походы в театр принесли лишь разочарование: мало того, что постановки оставляли желать лучшего, так еще и соседями каждый раз оказывались разновозрастные особы женского пола или семейные пары. Знакомиться в транспорте или на улице она опасалась, да никто, собственно, и не изъявлял желания пообщаться. В молодежных компаниях, куда подруги усиленно зазывали непристроенную невесту, кавалеры ею не интересовались. Ночами она плакала от обиды и не понимала, почему жизнь столь несправедлива. Горестные всхлипы были услышаны, и судьба сделала реверанс в Юлькину сторону.
Уже полгода она жила с Костиком. Ради него Юлька готова была на любые подвиги. Она даже купила толстенную кулинарную книгу и регулярно баловала своего ненаглядного всяческой экзотикой. Она радовалась, что у ее любимого нет денег на рестораны, ей было так приятно готовить для него, а потом, красиво накрыв стол, уютно устраиваться с ним рядом и поедать собственноручно сделанные кулинарные шедевры, щелкая пультом телевизора и с восторгом слушая разглагольствования своего высокоинтеллектуального бойфренда. Правда, теперь ей приходилось подрабатывать по выходным, поскольку она кормила двоих, да и съемная квартира, несмотря на габариты скворечника, обходилась ей недешево. Костя был еще студентом, своих доходов не имел, жутко уставал на лекциях и не мог ей помочь, хотя очень убивался по этому поводу. Юльке было приятно чувствовать себя взрослой. У многих ее подруг дети уже ходили в школу, они часто обсуждали разные хозяйственные вопросы, а ей, жившей с родителями на всем готовом, приходилось стыдливо отмалчиваться. И вот теперь она была на уровне. Как все.
…Юлька ощутила невероятное облегчение, попав наконец в теплый подъезд, и на минутку припала озябшими руками к горячей батарее. Еле волоча неподъемные сумки, она заползла на свой этаж и долго примеривалась у дверей, как бы сунуть ключ в замок, не опуская пакет с продуктами на грязный пол. В результате ручки порвались, и буханка хлеба все-таки шмякнулась в грязь. Хорошо хоть теперь продают хлеб, завернутый в полиэтилен. Он не испачкался, но настроение почему-то испортилось. Ввалившись в коридор съемной однокомнатной хрущевки, Юлька хотела заметить Костику, что она замерзла, промокла, а он не встретил, не помог донести тяжести… В нос ударил запах чего-то вкусного, жареного.
«Ужин делает», – умилилась она, тут же забыв про усталость.
Захотелось подбежать, обнять сзади, прижаться и сказать, как она его любит, как ценит, какой он самый-самый… На этой романтической ноте Юлька влетела в крохотную кухоньку и, образно говоря, стукнулась рогами о косяк. Она застыла в дверях, ощущая дикую беспомощность, отчаяние, обиду и черт знает что еще. Было такое чувство, как будто ее со всей силы ударили чем-то тяжелым по затылку, не просто больно, а исподтишка.
Стол был накрыт праздничной скатертью, которую она долго с любовью выбирала на рынке, хлюпая сапогами по растаявшему снегу и то и дело возвращаясь то к одному, то к другому лотку. Эту прелесть она нашла, когда замерзла окончательно и уже видела свой нос, фиолетовый и