— Даже не сомневаюсь. Мне помнится, так было всегда, если не ошибаюсь.
— Совершенно верно. Но ты же не станешь осуждать меня за это. Я забочусь не только о себе, но и о тех, кто будет жить после меня. Я имею в виду твоих детей, дорогая. Поэтому, чем богаче буду я, тем выгодней будет и им. Конечно, многого я дать не смогу, но и тем крохам, я полагаю, они будут рады.
— Ты очень добра, сестра, — улыбнулась леди Бертрам. — Но только не надо так ущемлять себя и заботиться о них. Мне кажется, сэр Томас сам сумеет обеспечить их будущее.
— Не надо загадывать, дорогая. Я знаю, что дела на Антигуа у сэра Томаса не так и хороши. А кто знает, что может произойти в дальнейшем?
— Ну, с этим вопросом он тоже разберется в скором времени. Он сейчас как раз активно переписывается с местным управляющим.
— Ну что ж, — произнесла миссис Норрис и поднялась со стула. — Я счастлива помочь вашей семье, чем только смогу. Однако если сэр Томас вдруг снова заговорит о Фанни, скажи ему, милая, что ее переезд пока невозможен. Я нахожусь в весьма стесненных условиях и в мрачном расположении духа. Кроме того, мне просто некуда ее поселить, потому что я должна оставить свободную комнату для своей возможной будущей компаньонки.
Леди Бертрам довольно подробно передала весь разговор сэру Томасу, чтобы тот уже не имел никаких иллюзий по поводу судьбы Фанни. Баронет только удивлялся на миссис Норрис — почему эта странная женщина так упорно отказывается от своей племянницы и не хочет и пальцем пошевельнуть, чтобы хоть как-то ей помочь. Самое удивительное заключалось в том, что именно миссис Норрис, так страстно желающая взять Фанни, теперь наотрез отказывалась от нее, изобретая все новые и новые причины.
Фанни, узнав о том, что ей не придется никуда уезжать, настолько обрадовалась, что тут же побежала делиться своей радостью с Эдмундом. Кузен был немного расстроен поведением тетушки и никак не мог понять, почему она отказывается от помощи Фанни.
Итак, все оставалось по-прежнему, кроме, разве что, переезда миссис Норрис в Белый Дом, а Грантов в дом приходского священника. Жизнь на некоторое время в Мэнсфилде потекла спокойно.
Гранты оказались довольно тихими и общительными людьми. Они с радостью принимали у себя гостей и заводили все новые знакомства в округе. Однако и у них были свои недостатки, как выяснила вездесущая миссис Норрис. Доктор любил хорошо покушать, и каждый день наедался до отвала, не отказывая себе ни в чем. А миссис Грант вместо того, чтобы снизить расходы, платила повару такую же высокую зарплату, как и в Мэнсфилдском Парке, что было уж совсем возмутительно. Миссис Норрис негодовала и с презрением сообщала, сколько масла и яиц потребляется семьей Грантов.