© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
РЖАВАЯ ХОНДА
(повесть)
ЧАСТЬ 1
Московия. Калуга — Брянск
1. КАИН ГУДЛАЙ
Я так понимаю — право на ошибку человек получает вместе с рождением. Это как клеймо на лбу: если уж сглупил и родился, то и быть тебе дураком до последнего выдоха. Отдельный вопрос: что при жизни делать с гамузом ошибок? Кто-то выкладывает на бумагу и прячет в библиотеках, другие травят разведенным спиртом или дымом запретной ботаники. Но есть и такие, кто наступает на грабли и твёрдо стоит на своём, не замечая стремительного приближения черенка.
— …не с улицы пришёл, — тошнит Рыжий. — Люди тебя посоветовали. Сказали: иди к Каину, он не обманет…
От него несёт потом и дешёвым вином. Алчный блеск глаз пробивает ржавую чёлку навылет. Протухшая папироса прочно приклеена к нижней губе и почти касается кончика носа. Того самого, который в скором времени встретится с рукоятью садово-огородного инструмента. Но больше всего беспокоят руки: огромные, загорелые, почти чёрные. Руки заготовителя, а не вора. Мог бы и не говорить, что «не с улицы». Сам вижу — с Поля. Откуда же у него воровская сноровка?
— Редкая вещь. — Сырой резиной тянется время. Я лишь оттягиваю неизбежное. Сейчас любое слово во вред, а ыспасти может только чудо. — Режик нужно было регить у Сальтана.
— Много слов, Каин. — Лениво колышется вверх-вниз окурок. Длинная чёлка вот-вот смахнёт вчерашний пепел с его серого кончика. — Режик-шмежик… Я вещь принёс. Аты взял. Выходит — должен.
На столешницу из-под чёлки падает капля. Рыжий не спеша достаёт платок и долго с наслаждением прочищает нос. Удивляют две вещи: серебристый просверк паутины на платке и папироса, которая не мешает сморкаться. Пока я раздумываю: не из того ли сундука платок, что и оружие, «клиент», не замечая капли на столе, прячет сокровище обратно в карман. Кажется, этот болван не догадывается о ценности платка точно так же, как не сумел два отбоя назад отличить режик от обычного ножа.
Я качаю головой: как жаль, что наше общение вот-вот прервётся! Обирать бродяг — моё ремесло. Беру с полки тряпку и старательно вытираю прилавок.
— Ты принёс нож, Рыжий, — отвечаю ему в тон: не спеша и значительно. — О режике уговора не было. Режик — это другая статья. Выходит — подставил.
Злюсь на свою нерасторопность. Надо было сразу с ним расплатиться. За нож он просил дорого, но как для режика пустяк. Пожадничал я. Поскупился. Хотел дважды на одном обороте сыграть. Вот и попал на цугундер. Дурак!
И вдруг будто из подвала холодом потянуло. Я-то не первый год у Фортанцера в стряпчих хожу: если по ногам сифонит, значит, кто-то зашёл. И точно — дружинник. Очки, тренч, шляпа… высокий воротник, широкие поля… весь в чёрном, в серебристую паутину. Богатый фандряк! Это не жалкий лоскут в кармане Рыжего. К такому с мелочью не сунешься: государственный служащий на стрёме общественных интересов.
— Добрый день, молодые люди, — весело так говорит. Будто и вправду ночь видел. — Не помешал?
— Каин, какого депа? — А чинарик-то отвалился! И спеси убавилось. — Это кто?
И к двери оборачивается. Понятно, что там его приятели у входа. Были. Ведь если человек всё-таки зашёл, то с приятелями что-то приключилось. Не могли они никого впустить… а меня выпустить.
— Данилой кличут, — представляется дружинник. — Слышал о таком?
— Приятно познакомиться, — цедит Рыжий — и ко мне: — В другой раз сочтёмся.
И к двери скользкой походкой. Будто нет служивого вовсе — как мимо пустого места прошёл.
— Не валяй дурака, парень, — скрипит Данила. — Вещица твоя ко мне залетела. Обкашлять бы…
И режик из кармана вынимает. Рыжий — ходу к дверям. Думал на рывок взять. Только уже через секунду вернулся. Не понравилось ему то, что за дверью увидел.
— Бегать лучше, чем говорить? — улыбается Данила.
Весело ему… а что ему не веселиться? Считай, на горячем поймал. Холера! То-то он такой счастливый. Теперь к Сальтану — и амба! Разве что страж мой небесный за меня заступится. Больше мне рассчитывать не на кого.
Но Рыжий полагался только на ноги — ломанулся к запасному выходу через подсобку. Правильно: на то и двуходка… Загремело в коридоре, посыпалось.
Я стою себе. Убирать-то теперь кому-то другому. Чего волноваться?
— Надеюсь, ничего ценного? — интересуется дружинник.
— Что? — переспрашиваю. — А?
— Успокойся, Каин, не твои похороны. Если понадобится, я тебя быстро зарежу, испугаться не успеешь. Скажи лучше, откуда знал, что приду? По глазам вижу — ждал.
— В рядах слух прошёл, что Гавриловых шмонали, искали древнее оружие.