Эти мольбы, похоже, не имели никакого отношения к конкретному посещению и к конкретному моменту. Эти мольбы шли из прошлого, которое для Пегги было настоящим. Из прошлого, которое дотянулось до нее, окружило ее и цепко держало.
– Открой дверь, – твердо сказала доктор.
– Я не могу пройти через дверь. Я никогда через нее не пройду. Никогда.
– Она заперта?
– Я не могу пройти через нее. – Это было хныканье обиженного ребенка. – Мне нужно выйти отсюда.
– Откуда, Пегги?
– Оттуда, где я сейчас. Мне не нравятся эти люди, эти места и вообще все. Я хочу выйти.
– Какие люди? Какие места?
– Эти люди и эта музыка. – Пегги задыхалась. – Эти люди и эта музыка. Музыка все крутится, крутится и крутится. Вы же видите этих людей. Мне не нравятся эти люди, эти места и вааще все. Я хочу выйти. Ой, выпустите меня! Пожалуйста! Пожалуйста!
– Поверни ручку и открой дверь.
– Не могу. – Ярость Пегги вдруг переключилась на доктора: – Как вы не понимаете?
– Может быть, все-таки попробуешь? Ты ведь даже не пыталась. Почему бы тебе не повернуть ручку и не открыть дверь? – настаивала доктор.
– Это не дверная ручка, и она не повернется. Вы что, не видите?
– А ты попробуй.
– Пробовать без толку. – Последовало мгновенное расслабление, но это было расслабление отчаяния, смирения перед судьбой. – Они не дадут мне ничего сделать. Они думают, что я ни на что не способна, что я смешная и руки у меня смешные. Никто меня не любит.
– Я тебя люблю, Пегги.
– Ой, они не дадут мне ничего сделать. Больно. Очень больно, – всхлипывала Пегги. – Этим людям все равно.
– Доктору Уилбур не все равно. Она расспрашивает тебя обо всем.
– Всем все равно, – безнадежно ответила Пегги. – И эти руки ранят.
– Твои руки?
– Нет, другие руки. Руки налезают. Руки, которые ранят!
– Чьи руки?
– Не скажу. – Опять этот детский тон. – Я никому не обязана рассказывать, если не хочу.
– Что еще ранит?
– Музыка ранит. – Пегги снова говорила тихим задыхающимся шепотом. – Люди и музыка.
– Какая музыка? Почему?
– Я не скажу.
Доктор Уилбур осторожно обняла Пегги за плечи и помогла ей сесть на кушетку. Тронутая этим, Пегги тихо пожаловалась:
– Понимаете, всем все равно. И ни с кем нельзя поговорить. Ты вроде как неприкаянная. – Наступило молчание. Затем Пегги сказала: – Я вижу деревья, дом, школу. Я вижу гараж. Я хочу войти в него. Тогда все будет в порядке. Тогда будет не так больно. Боль будет не такой сильной.
– Почему?
– Больно, когда ты недостаточно хорош.
– А почему ты недостаточно хороша? Расскажи доктору Уилбур побольше о том, почему бывает больно и что это значит.
– Меня никто не любит. А я хочу, чтобы кто-нибудь хоть немножко заботился обо мне. Нельзя любить