– Остап, это я!– послышался голос из зарослей, сквозь которые показалась фигура плечистого, тучного здоровяка, размахивающего тушкой зайца. – Проверял силки у нор. У нас нынче мясной день! Скалясь глупой улыбкой, в которой не хватало зубов, радостно протянул он.
–Какого черта, ты ушел Фома?! Мы вроде договорились, двое спят, один сторожит. И за костром следит! – Недовольно раздувая ноздри, и пихая башмаком погасший уголь, заметил Остап.
–А чего, потух что ли? – обеспокоенно спросил здоровяк, и бросив на траву обмякшего зайца, поспешил к кострищу. – Вот ведь дела, только что дрова подбрасывал. – Раздувая угли, виновато оправдывался Фома.
–Ты так жрать захотел, что бросил все и пошел за дичью?
–Дык, я быстро же. Ну, отошел по нужде, заодно дай думаю, проверю силочки.
–А если б нас зверь задрал? Горевать, небось, не стал бы? – Прищурившись, бросил толстяку Остап. – На радостях сожрал бы зайца и довольный двинулся в деревню, рассказывать как героически уцелел в бою с волками… – Зло добавил Остап.
–Тьфу, на тебя. Желчный ты человек.– С обидой произнес Фома.
–А ты раздолбай!! – Недовольно вскипел охотник. – В следующий раз как буду в дозоре, вымажу тебя диким медом, пусть на тебя взгромоздится медведь, и как следует….. вылижет.
–Остап, полно тебе брюзжать.– Раздался сонный, скрипучий голос, из-под собачьей шкуры.
–Доброе утро Степаныч! – повернувшись к старику, сказал раздувающий угли Фома.– Остуди ты этого скрипушника. Всю плешь мне проел своими ворчаниями.
–Ты еще жаловаться вздумал?!– Сведя недовольно свои черные брови, буркнул Остап. – Иди вон освежуй зайца. Я сам костром займусь. Дуешь, дуешь тут, вся башка в пепле уже, а огня так и не развел.
Здоровяк цыкнул языком, кинул палку, которой ковырялся в углях, и тряся пузом, недовольно направился к зайцу.
Остап отодвинул неуклюже сложенные Фомой ветки, собрал угли в кучу, набросал поверх угольков сухого мха, и раздул огонек. Через пару минут, по всей округе стали раздаваться приятные потрескивания горящих дубовых веток.
Остап заворожено смотрел на огонь, неторопливо поглаживая закопченной ладонью жесткую черную бороду. Я зыки пламени, отражаясь в его угольно черных глазах, отплясывали свой магический танец, увлекая его все глубже в лабиринты размышлений.
–О чем задумался Остапушка? – подсаживаясь к костру, по-отечески ласково спросил старик.
– Да все о том же Степаныч. Никак покоя не дает вопрос, почему наши бабы вдруг нести перестали. Ведь в ваше время все было иначе. И вдруг перестали… Будто проклял кто. За тридцать лет ни одного дитя не народилось.
–Да. Не народилось.– Угрюмо согласился старик.
–Если так дело пойдет, поселение наше опустеет. Наверное, зря мы тут в лесах хоронимся. Может там за хребтом не так все и плохо. – Кивнув в сторону горной гряды, сказал Остап.
–Да неужто ты думаешь, что мы старики, прихоти ради вас молодых за хребет, да за болота не пущаем? Еще наши деды в те места хаживали. Кто за болота ходил, возвращались больными, и умирали. И еда, и вода там отравленная. И животные уродливые и деревья. А за тем горным хребтом, так вовсе нелюди живут. Отец мой с мужиками снаряжались туда. Ушли через тропу промеж скал. Трое их было. Вдалеке дым заприметили, решили разведать, кто костры жжет. Да не дошли. На полпути, догнали их люди, сидя верхом на быстроногих животных. Вроде как лошадами они их зовут. У нас в чаще, такие не водятся. Ну и давай хлестать кнутами наших дураков-путешественников. Двоих в первый же день запороли до смерти. Пытали кто такие? откуда? А у всех жены, дети, остались. Да неужто этим извергам их отдать на поругание? Так не сознались, упокой господи их душу. А отец мой дюже крепкий мужик был. Его особо пытать не стали, а продали какому- то местному владыке. Так оказался он в каменоломне. Несколько лет на износ надрывался там, пока однажды не сбежал. Когда пришел домой, мы с матерью его насилу узнали. Одна тень осталось от него. Вот он и рассказал истории о людях за тем хребтом. Не по человечьим законам они там живут. Одна погибель там, рвут друг друга, продают как скот. Проведали бы где наше селение, разграбили бы, сожгли а людей в рабство угнали. Поэтому и настрого запретили мы ходить туда кому либо. И дозор этот перед ущельем установили. Чтобы никто, вдруг не туда не от туда не проскользнул.
–А где та тропа, по которой за хребет мужики ходили?– участливо вмешался в разговор Фома, кряхтя насаживающий зайца на острую ветку.
–А тебе- то почто она сдалась? Забудьте вы об этой тропе. Уж лучше сгинуть мирно и тихо, в этой глуши, чем там, под плетями выродков!
Фома вздохнул, почесал свою лысину, пробивающуюся сквозь свалявшиеся длинные кудри, и поджав губы, молча, завертел зайца на костре.
–Слушай Степаныч. Ты ведь с нашим старостой давний приятель. Я вот спросить хотел, правда ли, что в тереме,