Халиль Джебран
Неволя воняет смертью и потом, унижением и слабостью. Это отдельный мир, где человек превращается в животное. Кто-то в сильное, кто-то в слабое. Кто-то в охотника, а кто-то в жертву. Неволя меняет вас навсегда, нет ничего страшнее, чем потерять свободу над своими поступками и над своим телом.
Тюрьма лишь сосуд, в котором находится душа заключенного, но в данном случае именно сосуд влияет на то, во что превратится его содержимое. Да и сооружения, выстроенные огромным прямоугольником с узкими проходами между ящиками, отдаленно напоминали тюрьму. В свое время данный способ содержания и наказания заключенных был запрещен законом, но на то это и закон, чтобы его нарушать.
В огромных деревянных ящиках с железными дугами по бокам держали людей. Никто не знал их имен и откуда они. Раз в неделю кого-то забирали, кого-то привозили, а кто-то уже никогда не покидал пустыню. В лагере надзирателей не принято было спрашивать ни имен, ни возраста заключенных.
Ящики, сколоченные из досок в виде чемодана, стояли в ряд, пряча в своих утробах скрюченные тела заключенных. Их головы, просунутые в дыры, проделанные в досках, свисали беспомощно к песку. У некоторых со рта текла пена, а кто-то бился в конвульсиях. Кто-то истошно орал, а кто-то тихо молился.
За заключенными наблюдали два надзирателя и четыре пса алабая, которые ходили по рядам и нюхали головы заключенных. Одно неверное движение, и псина могла полакомиться лицом несчастного.
Надзиратели пили чай из пиал и обмахивались газетами. Вокруг ящиков летали мухи и надоедливо жужжали.
– Когда завтра вывозить трупы будут? Они начинают вонять!
Поморщился один из бородатых мужчин и хлопнул муху у себя на плече.
– Должны рано утром.
– Что насчет того сукина сына, который плюнул в лицо господина, его так и будут морить голодом?
– Может, он уже сдох. Пойди посмотри.
– Сам иди. Я к нему наклоняться не буду. Он чуть не откусил нос Баяру.
– Нам приказано подкармливать, чтоб не сдох. Давай, Очир. Твоя очередь.
– Ты корми. А я посплю. Вечером сменю тебя.
Примостился под зонтом на подстилке и отвернулся от своего дружка.
– Ладно. Посмотрю.
Мужчина направился к «сундукам» в самый конец своеобразного лабиринта из ящиков. Подошел к самому крайнему и самому большому из них и пнул ногой.
– Эй, ублюдок! Ты живой?! Или завонялся уже? Долго думать будешь? Скоро солнце поджарит твою физиономию до мяса. Вчера тебе было мало? Эй!
Заключенный не подавал признаков жизни, и надзиратель несколько раз толкнул его голову носком ботинка. Потом наклонился и схватил за длинные волосы, свисающие к песку, поднял за них вверх, всматриваясь в заросшее лицо пленника, покрытое ожогами, с облезшей кожей и растрескавшимися в кровь губами.
– Живой? Давай моргни! И я дам тебе воды! – с уголка рта заключенного потекла струйка крови.
– Твою ж мать! – надзиратель опустился на колени, приближаясь к безжизненно свисающей голове, стараясь уловить дыхание, и когда он придвинулся совсем близко, заключенный зарычал и впился ему зубами в скулу с такой силой, что тот заорал, завизжал. Отскочил в сторону, зажимая рану руками.
– Сукааа! Тварь! Ах ты ж мразь!
Он бил заключённого по голове, а тот хохотал окровавленным ртом.
– Эй, Джамбул, что там у тебя? Машина едет! Заканчивай там! А то убьешь раньше времени!
– Черт!
Джамбул бросился между ящиками обратно к стульям и ящикам с водой и едой.
– Что с тобой? У тебя вся рожа в крови!
– Этот урод меня укусил. Что ты ржешь? Он отгрыз мне кусок мяса!
– Я тебе говорил, что он опасен. И я надеюсь, что эти его сегодня заберут.
– Если он согласится.
– Хрен его знает. Этот сукин сын конченый псих.
Они посмотрели друг на друга, а потом снова на приближающийся джип. Из-под колес клубилась пыль, и машина затормозила неподалеку от лагеря надзирателей. Из нее вышел мужчина с длинными волосами, собранными в хвост на затылке, и кивнул в сторону ящиков.
– Ну что?
– Ничего. Молчит.
– Веди его сюда.
– Да, господин.
Джамбул поклонился мужчине в красивом сером костюме и, продолжая кланяться, вместе со своим дружком пошел к ящикам. Они гремели засовами, открывая сундук и вытаскивая оттуда огромного мужчину, скованного цепями по рукам и ногам, одетого лишь в одну набедренную повязку. Его смуглое тело было покрыто ссадинами и кровоподтеками, шрамами и порезами, и он не стоял на ногах. Кряхтя и постанывая, надзиратели потащили заключенного к гостю и швырнули в песок под ноги.
– Ну что, псина, ты так и будешь упрямиться или все же надумал?
Мужчина пнул заключенного под ребра, тот даже не застонал. Дверца машины распахнулась,