– Так он же издалека, из Челябинска! Говорил, что учёный, – снисходительно махнул рукой Степан.
Мы с ним такие разные: я черноволосая, чуть раскосые тёмно-карие глаза, как у любой чистокровной башкирки, а у моего четырнадцатилетнего лучшего друга волосы светлые, глаза голубые. Просто братец Иванушка с картинки из русских народных сказок.
– Ага, «учёный»! А не знает, что Челябинск разбомбили в первый же день. Как и Уфу…
– Да откуда ты знаешь, что в том Челябинске сейчас?
Степан по-деловому шарился по ящикам комода, пытаясь найти какое-нибудь ценное имущество, оставшееся от чужака, застреленного позавчера «баскаками».
«Баскаки» приехали по дороге из Исянгулово на двух грузовиках – «эмке» с округлым капотом и «газоне», у которого капот практически квадратный. «Собирать дань» они обычно приезжают не меньше, чем вдесятером: вокруг Зилаира непролазные леса, у людей на руках полно охотничьих ружей. Как всегда, все с автоматами. Семеро с тяжеленными ППШ, хорошо узнаваемыми по круглым барабанам, а трое – с некрасивыми, целиком железными, но более лёгкими ППС. Ещё от плотины пруда один из них выпустил очередь в воздух, извещая жителей нашей полупустой деревни о своём приезде.
Старостиха Галина Ахметовна, дородная пожилая женщина, возившаяся в палисаднике с цветами, услышав стрельбу, ругнулась под нос по-башкирски и, грузно переваливаясь с одной больной ноги на другую, пошла в сторону сельсовета.
– Опять припёрлись, ироды!
Доковыляв до сельсовета, она напустилась на «баскаков».
– Ну, чего вы приехали? Нечего ещё отдавать! Июнь же, ягоды в лесу только-только цвести начали, а картошку даже окучивать рано.
– Не прибедняйся, старая! – захохотал старший из «баскаков». – Соления, небось, не все за зиму съели? Куры тоже несутся, масло у вас точно есть, рыбы, вон, уже насолили! Армию Волжско-Уральской Свободной Республики кормить надо! Или вам тут жалко жратвы для своих защитников?
Старший, разминавший ноги возле «эмки», угрожающе передвинул ППС, болтающийся на плече, себе на брюхо.
– Я тебя, Галина Ахметовна, не трогаю только из благодарности за то, что ты не позволила меня из школы выгнать. Но надо мной начальство стоит, и если ты еду давать не будешь, то я не смогу ему объяснить, почему это Зилаир по первому требованию продукты не поставляет. Так что давай, суетись! Кстати, не только яйца, но и сами куры – тоже пойдут.
– А людям чем питаться, Валерка? Сейчас выгребете, потом осенью выгребете, когда картошку выкопаем. К зиме, когда скотина подрастёт, снова приедете…
– Так мы же, Ахметовна, осенью вам налог уменьшим. На ту сумму, что сейчас заберём. Открывай свою богадельню и распорядись, чтобы нас с дороги покормили. И поживее! Мне сегодня надо ещё в Юлдыбаево успеть.
Старостиха, вполголоса ругаясь на «баскаков», отомкнула замок на дверях сельсовета, чтобы впустить их внутрь, и принялась раздавать указания набежавшим к зданию любопытным мальчишкам. А через час, когда приехавшие уже ели и пили, к сельсовету понесли снедь, чтобы отвязаться от сборщиков «налога». Бывшая учительница математики, выбранная старостой деревни, что-то помечала в старом школьном журнале, превращённом в амбарную книгу.
Из сельсовета Валерка вышел сытый и попахивающий самогоном.
– Дай-ка, Галина Ахметовна, гляну, чего ты тут нам собрала, – отнял он у бывшей школьной учительницы её журнал.
– Фу, как от тебя разит! – поморщилась она. – Ты же вроде татарин, а пьёшь, как русские мужики!
Светловолосого и светлоглазого Валерку Седикова, тридцатилетнего сидевшего мужика, действительно многие принимали за русского. Но не школьная учительница, помнившая молодыми ещё его родителей.
– Ну, татариню И что из этого? А чего это у тебя Абызова уже второй раз ничего не сдаёт?
– А то ты не знаешь, что у неё мужа лесиной покалечило?! Нечего ей дать, чуть ли не всё хозяйства распродала, чтобы Салавата на ноги поставить.
– Нечего дать, говоришь? – сально усмехнулся Седиков. – Ну, это мы сейчас проверим…
– Ты чего удумал? – возмутилась старостиха.
– Отстань! – отмахнулся Валерка и зашагал по переулку в сторону улицы Советской, на которой жили Абызова. – Мои закончат жрать – пусть грузят машину.
Минут через пять из дома, куда он ввалился, выскочила, пытаясь запахнуть порванный халат, Лиля Абызова, невысокая брюнетка примерно одного возраста с Седиковым. За ней гнался полураздетый Валерка.
– Стой, сука! – ухватил он за волосы просящую помощи беглянку, и поволок её назад во двор.
В завязавшейся