Спорят, какая из вариаций представляет исток всех прочих.
Но, постепенно, на этом ристалище перестают ломать копья. Похоже, «братья» начинают осознавать, что ни один из них не годится на роль «отца» другим «братьям». Ибо – эзотерические учения подобны, но каждое содержит и такие сущностные нюансы, истоки которых непросто было бы проследить в каком-либо из других.
Из этого следует любопытный вывод. Никакая из известных ныне всемирно Традиций не отличается полнотой.
Можно видеть, что представители почти каждого из учений чувствуют это. Учителя стремятся не только передавать, но и, хотя бы слегка, выходить за рамки. Хоть они и не любят признавать этого.
Духовную вселенную человечества можно представить как обращенный конус. На поверхности широкого основания раскинулись разнообразнейшие Культуры, принадлежащие, каждая, своему народу. Глубже, и концентрированнее, и ближе одна к другой – эзотерические Традиции (на стебле одной Традиции может расцвести несколько Культур, последовательно во времени или параллельно). Продолжая движение – центростремительное и вглубь – вполне естественно будет предположить, что у этого обращенного конуса есть вершина. Или, по крайней мере, была когда-то. Она являет собою сверхконцентрированный Исток – точку, из которой произросли Традиции.
Существование точки предельной глубины Духа чувствуют мистики. Нередко современные эзотерики пытаются говорить между собой и писать книги в терминах самого Истока. Если бы удалось им это, вернулась бы эпоха языка, что существовал до строительства и крушения Вавилонской Башни. Имеется в виду – в духовном смысле, конечно. То есть, каждый из тех немногих, для кого смысл жизни – духовный поиск, вновь стал бы понимать каждого из себе подобных.
Но с некоторого времени человечество утратило представление об Истоке. По крайней мере, в лице своего огромного большинства. И современное человечество живет, и мыслит, и чувствует – как если бы Глубинной Точки никогда не было и его Традиции возникли из ничего.
И что же остается тогда стремящемуся к предельной полноте постижения, желающему овладеть концентрированной системой первоосновных и универсальных понятий?
Как правило, такие идут одною из двух дорог.
Первая. Пытаются каким-то образом объединить или усреднить эзотерические Традиции. Чтобы привести все, известное из них, к общему знаменателю. Нащупать некое среднее и, таким образом, реконструировать архетип. На более поверхностном уровне это подобно экуменическому межконфессиональному движению. Попыткам сконструировать универсальную религию для всего человечества. Недавняя историческая практика показала, однако, что экуменизм не живуч. Причины тому можно видеть минимум две. Догматы и каноны всякой жизнеспособной церкви есть целостный организм. А таковой обладает силами иммунной защиты, то есть – противится внедрению чужеродных органов (толерантен лишь мертвый механизм). И, кроме того, религиозная истина, как правило, не «лежит между». Гораздо чаще она находится глубже уровня спора и усреднение не может дать, в смысле приближения к ней, ничего. Истина же эзотерических Традиций и вовсе «лежит на дне глубокого колодца», по образному выражению Демокрита. И усредняющий/объединяющий подход в этом случае – то есть, так сказать, эзотерический экуменизм – бесперспективен вдвойне.
Вторая же дорога состоит в том, что пытаются «начать с чистого листа». Фридрих Ницше формулировал это примерно так. Сначала я был верблюд, который нес груз Традиций в пустыню бесперспективности. Потом я превратился во льва, растерзал погонщиков, сбросил груз. Теперь я словно дитя, которому ничего не мешает просто говорить о том, что видит оно вокруг. Но Ницше был гораздо больше философ, нежели традиционалист. Хотя, как человек вкуса, любил употреблять стиль и риторику традиционалистов. (Некогда философия вообще не мыслила себя вне лона Традиции. Вспомните мужественный тип античного философа. Или – еще более впечатляющий пример – заповедь православных старцев: «держи ум в сердце, а сердце – в Боге». Союз философа и Традиции был крепок и в средние века. Но со времен Возрождения философия стала как-то дистанцироваться. Она заявила права на эмансипацию и секуляризацию. И отправилась – тут уж это воистину – в пустыню, где превратилась в отвлеченное умничанье. Да только вот отвлеченность не способствует остроте ума. Теперешний философ только и способен, что повторять за Ницше – и за персонажами некоторых анекдотов – «что вижу, о том пою». Подобную установку едва ли назовешь мудрой. И посему современная философия либо деградирует – подчас до уровня психоанализа или фельетона, – либо… робко начинает интересоваться темой «возвращенье блудного сына».) Итак, Ницше был философ и это только философу (современному) пристало начинать с чистого листа и производить на свет нечто подчеркнуто свое и новое.
Для традиционалиста же в таком занятии очевидны два минуса.
Указывая один из них, произносят, обыкновенно, максиму: «ничего нового под луной». То есть: учение, представляемое как новорожденное, появлялось уже, скорее