Ник всегда считал, что чукчи и саамы – очень похожие друг на друга народы, живущие совершенно одинаково. Там тундра и море, здесь – тундра и море, там олени и песцы, здесь – олени и песцы. Но оказалось, что и отличий существует предостаточно…
Во-первых, в жизни чукчей морской промысел всегда играл определяющую роль: китовое сало и мясо моржей зимой составляли основу пищевого рациона, из шкур морских животных они шили самую разнообразную одежду, ими же обтягивали каркасы яранг. Для саамов же морской промысел являлся вспомогательным и зачастую воспринимался лишь как своеобразное развлечение, примерно как у русских людей – рыбалка на удочку. Саамы на побережье били, в основном, нерпу, иногда – беломорских тюленей, а одежду предпочитали шить из холста и прочих покупных тканей, носили и готовые вещи, приобретённые за деньги в русских посёлках и деревнях.
Во-вторых, существовали отличия и в особенностях пушного промысла. Чукчи всегда добывали очень много пушного зверя, меняя потом шкурки песца, чернобурки, пыжика, полярного волка и белого медведя на всякие товары бытового назначения: ружья, патроны, кастрюли, топоры и пилы, чай и табак. Саамы же добывали пушного зверя в разы меньше, преимущественно рыжую лису, куницу, бобра, и очень редко – песца.
Для саамов главным являлось оленеводство, причём, кочевали они только вблизи своих сёл и стационарных стойбищ.
В-третьих, значительно различался продовольственный рацион этих северных народов. Чукчи весь год питались мясом морских животных и северных оленей, употребляя рыбу в пищу нечасто, сугубо для разнообразия. И то, в основном, красную: кету, нельму и горбушу.
Саамы же ели мясо только в холодное время года: поздней осенью, зимой и очень ранней весной, а всё остальное время питаясь разнообразной рыбой, лепёшками из ржаной муки, грибами и ягодами. Бывали, конечно, и исключения, когда в летнее время забивали оленя, но крайне редко.
Их приезд исключением не стал: низенькая саамка, одетая в пёстрый сарафан в виде юбки на лямках и широкую цветастую кофту, с ситцевым платком на голове, быстро заставила стол разнокалиберными тарелками и блюдами с варёной, жареной, копчёной и вяленой рыбой. Посередине стола женщина разместила две деревянные бадейки с мочёной прошлогодней брусникой и морошкой, отдельно, на угол стола, положила нечто, завёрнутое в серую тряпку, от которой ощутимо пованивало.
– Агафья! Сейчас же убери! Сколько раз можно говорить! – неожиданно рассердился Ефремов. Дождавшись, когда женщина унесёт из комнаты странный свёрток, пояснил:
– Третий год уже живу в Ловозере, но к данному деликатесу так и не привык. Это, видите ли, «рыбка с душком». Берут только что пойманного сига или язя, потрошат, чуть подсаливают, заворачивают в тряпку и на сутки-другие зарывают в землю. Аромат получается – словами не передать. Желудок тут же, сам по себе, выворачивается наизнанку. Хорошо ещё, что Агафья тряпку развернуть не успела…
– А что такого? – неожиданно обиделся Илья. – Очень даже и вкусно.