– Это мы, эффенди.
Дверца отворилась, высунулась голова в высокой фуражке.
– Все в порядке?
– А разве когда-нибудь было иначе?
– Я слышал крик в чаще, не то человека, не то птицы…
– Птица, эффенди… Здесь же лес.
– Конечно, конечно… Влезайте, дождь ужасный.
– Что вы, эффенди, чудесный дождь. Он умывает мир.
– Главное, дорогу, – уточнил второй из подошедших и подтолкнул товарища в машину.
– Выстрела не было… Вообще не было никакого шума, – пояснил Фельске. – Мы с Матильдой сидели у окна и ждали возвращения квартиранта. Он же сказал уходя: «Я провожу друзей», а товарищ, смеясь, добавил: «Приготовьте ему горячего кофе, он немного пьян». Мягко сказано – пьян, ноги его едва переступали, а язык заплетался на каждом слове. Кофе, конечно, мы не стали готовить в такое время, да и желания не было услуживать унтерштурмфюреру. Терпение наше кончилось, и я ждал лишь утра, чтобы поехать в Берлин и найти там капитана. Петлю надо было разорвать.
– Томас сидел очень долго, – вставила в рассказ свое уточнение фрау Кнехель. – Я не выдержала и пошла спать, в конце концов мы тоже люди и нам полагалось отдохнуть, к тому же в шесть утра должны были привезти пиво… И что вы думаете, я встала в полшестого и вижу Томаса у окна… Боже мой…
– Ничего особенного, я тоже уснул… Не заметил, как пришел сон… – Фельске почему-то улыбнулся, вспомнив давно минувшее событие. В нем кроме трагического, видно, было и что-то смешное. – Я уснул и попал локтем в чашку с холодным кофе, попал и не заметил…
– Еще бы, до утра пялить глаза в окно, так не в кофе, а в суп попадешь и не почувствуешь… Но ты опять не то говоришь, – рассердилась фрау Матильда. – При чем тут кофе…
– Я уже не знаю, о чем надо говорить… Дай мне закурить, пожалуйста. – Ему разрешили закурить, и не только разрешили, – хозяйка сама зажгла спичку и поднесла ее к трубке. – Кофе действительно не при чем… Я уснул перед утром, все надеялся, что наш унтерштурмфюрер постучит в дверь. Вначале меня сердила его беспечность – нельзя все-таки заставлять ждать. Потом стал беспокоиться: ушел пьяный, где-нибудь упал и лежит под дождем, мокнет… Пропадет человек, жаль, как ни говорите… В сущности, он не сделал нам ничего плохого, жил смирно, вел себя прилично, ну, бывали иногда друзья, выпивали – с кем это не случается. Притом молодость. Нет, я искренне беспокоился за унтерштурмфюрера…
– Он был преступник, – вынесла приговор фрау Кнехель.
– Глупости, – отверг обвинение жены Фельске. – Такой же кролик, как и мы, и с такой же петлей на шее… Нам не успели ее затянуть, унтерштурмфюрер поторопился и переступил порог раньше времени… Обратной дороги уже нет…
На рассвете, позднем в это время года, унтерштурмфюрера обнаружил патруль, объезжавший кольцевую трассу. Солдаты сошли с мотоциклов, чтобы облегчиться, и увидели мертвого человека. Он лежал, уткнувшись лицом в выбоину, наполненную дождем,