Спикировав к вороху одежды, который выглядел наиболее подозрительным, самка задержалась у гимнастерок с советскими звездами на погонах, разочарованно крутнулась и уселась передохнуть на Железный крест, прикрепленный к кителю рядового вермахта. Это был досадный промах – форма оказалась пустой. Но инстинкты не подвели кровожадное насекомое: в насквозь прокуренной избе, освещенной лишь тлеющим фитилем керосиновой лампы да бледными лучами летнего рассвета, все-таки было чем поживиться. Вернее, кем: у низенького окошка за сбитым из неструганых досок столом сидели двое мужчин. Один – полноватый и седой как лунь, второй – напротив, щуплый и черноволосый, вещавший с явным немецким акцентом.
– …Я привык знать, почему давать деньги… – Чернявый господин с мутными от недосыпа и водки голубыми глазами неприязненно поежился и поправил накинутую на плечи шинель штурмбаннфюрера СС. – А сейчас я не понять! Я не понять ваш любимый слово «откат». Почему я должен делить свои деньги неизвестно с кем?
Его собеседник тяжко вздохнул и покачал головой:
– Да и не надо тебе понимать! Ты мне доверять должен. Мы с тобой сколько друг друга знаем? А? Я тебя обманул хоть раз? Нет. Поэтому не создавай себе и мне трудностей на ровном месте. Говорю тебе – надо только немного раскошелиться. Это все равно что страховка, только надежнее…
Пожилой поднялся со своего места, чуть не опрокинув пирамиду из автоматов «ППШ» и «шмайсеров», добрел до массивного зеленого ящика и, сняв с него и отставив в сторонку ручной пулемет «MG-43», извлек на свет очередную бутылку водки. Немец удивленно крякнул, наблюдая, как тот бережно стряхнул с поллитровки упаковочные стружки и вернулся к столу.
– Сколько у тебя водка? Вагон?
– Водки много не бывает, – хохотнул добытчик. – Бывают слабые организмы.
Черноволосый гордо вскинул заостренный подбородок и криво ухмыльнулся:
– Не надейся! Мой организм есть сильный! Я – пить, как и ты!
– Вот и пей, немчура… – сурово пробормотал себе под нос седоволосый. Свинченная с горлышка крышка с легким стуком покатилась по военным картам, расстеленным вместо скатерти. Смачно забулькала прозрачная жидкость, наполняя замусоленные за ночь стаканы. – Хоть ты и упрям, как вол, но я тебя все равно переупрямлю!
Сквозь пыльное окошко пробился первый луч солнца, попав прямо на испещренное мелкими морщинками лицо седого. Тот зажмурился и одним махом опрокинул в себя очередную порцию сорокаградусной. Занюхал горбушкой ржаного хлеба. Его собутыльник презрительно хмыкнул и в точности повторил те же действия, показывая, что и он не лыком шит. Такое «обезьянничество» вызвало совершенно неожиданную реакцию. Махнув рукой, пожилой угрюмо откинулся назад, на громадный ворох новеньких кирзовых сапог:
– А ну тебя к такой-то матери! У меня от тебя депрессия! Не хочешь делиться?! Не надо. Смотри, чтобы не пришлось потом жалеть…
– Ты мне угрожать? – недружелюбно осведомился чернявый, громко захрустев соленым огурцом, рассол с которого брызнул прямо на черный лацкан офицерской шинельки. – Это не есть верный ход!
– Ты Россию еще не знаешь, – высокомерно пояснил седой, пытаясь поудобнее пристроиться на жестких рифленых подошвах. – Хоть по-русски болтать и насобачился, а уклада нашего, евро-азиатского, не уразумел ни на грамм. Да куда там! Немцам никогда не понять, что и как у нас делается.
Моложавый на секунду перестал жевать и вперился в него недобрым взглядом, пытаясь поточнее перевести обрушившийся на него поток слов и разобраться, насколько они оскорбительны.
– Поверь, по-другому у нас не бывает, – немного смягчился пожилой, наблюдая, как вздулись и побелели желваки на раскрасневшихся от хмеля щеках. – Правила здесь такие. Если хочешь – законом даже можно назвать. Неписаным, разумеется. Надо делиться, чтобы дело двигалось. Иначе вообще ничего не получится. Ну, пойми же ты: не для себя ведь требую, надо мной люди повыше есть…
Стекла в растрескавшейся раме тоненько зазвенели от вибрации. С улицы раздался грохот приближающейся тяжелой машины. Немец скосил туда взгляд и снова криво ухмыльнулся – появлялась у него такая дурная привычка, когда много пил. Прямо перед избушкой с ревом остановился «Т-V Пантера» с намалеванными белой краской фашистскими крестами на башне. Из откинутого люка ловко выбрался наружу человек в кожаной тужурке и немецком танковом шлемофоне, спрыгнул с бронированного монстра и скрылся из поля зрения, оставив технику под окошком.
– Сколько времени? – попытался сообразить пожилой, сдвинув редкие брови и разглядывая циферблат своих наручных часов. – Ого, утро уже! Черт… Снова без отдыха. Так и до могилы недалеко. Особенно с такими друзьями, как ты!
Чернявый возмущенно засопел, подыскивая слова, но ему помешал выступить скрип отворяемой наружной двери.
– Хайль! – весело гаркнул появившийся на пороге танкист. – Гутен морген! В смысле – утро доброе!
– Кому