Она недолго держала паузу. Вечером следующего дня раздался звонок.
– Это я. Арина.
– Очень рад. Простите, что так получилось. Не ведал про Випера.
– Не беда. Так как же, у вас еще есть охота бескорыстно поговорить о поэзии?
Что мне было ответить? Я сказал:
– Разумеется.
– И есть конкретное предложение?
– Что и говорить.
– Излагайте.
Я предложил ей меня навестить.
– А вы живете один?
– С отцом.
– Ой ли?
– С отцом. Не сомневайтесь.
Я не сказал, что отец отсутствует. В последнее время он зачастил к Вере Антоновне, славной даме с резкой пластикой и прогрессивными взглядами. Думаю, все, что он мне сообщал касательно роли интеллигенции, было почерпнуто от нее.
Арина пришла, опоздав на час. Видимо, так она соблюдала правила своей тонкой игры. Ну что же, нам меньше останется времени для бескорыстного обсуждения виперовских стихов о проказе, для прочей интеллектуальной разминки, тем более женское бескорыстие давно вызывало мои сомнения. Поэтому я и не удивился, когда, появившись, вместо приветствия, Арина с торжеством ухмыльнулась:
– Естественно, никакого отца.
Я сухо сказал:
– Нет, он имеется. А если б у меня его не было, то это не повод для улыбок.
– Так где же он?
– Сейчас его нет. И у него есть личная жизнь.
Она спросила:
– Не ждали звонка?
– Спасибо за этот сюрприз. Растроган.
– Но вы же сказали: «Ай вонт ту си ю».
– Могу еще короче: «Ай вонт ю».
Я дал ей понять, что разминка закончена. Нечего было терять целый час. Она уважительно протянула:
– Ого! Вы времени зря не тратите.
– У нас его не так уж много. По вашей милости, дорогая.
К тому времени я успел убедиться, что встреча на ложе – встреча соавторов. Только когда они стоят друг друга, рождается славное произведение. Печально, но это случается редко. Поэтому чаще всего приходится проделывать этот труд за двоих. Хотя бы уж тебе не мешали! В тот вечер фатально не повезло. Что Лорелея была рыхловата, это еще куда ни шло. Больше всего меня угнетали ее суетливость и голошение. Когда мы приступили к сотворчеству, мне стоило серьезных усилий прощать ей этот тягостный текст и сохранять боеспособность. Чтобы не уронить своей чести, я вызвал в памяти парикмахершу, обходившуюся единственной фразочкой: «Ну, ты даешь!». (Сей лестный возглас я всегда возвращал по законному адресу.)
Вслушиваясь в слова Арины, я только и спрашивал себя: чем это так ушибся Випер? Странная помесь ромашки с кактусом, севера с тропиками, весталки с вакханкой. Меня угостили гремучей смесью. Непереваренные книжки, поздняя разлука с девичеством, сладостный ужас перед пороком и мощная тяга к грехопадению. Все сразу и в лошадиной дозе! При этом она еще не забывала ни о своей гражданской позиции, ни о просветительской миссии. Она верещала без остановки:
– Безумец!