Тут ведь дело не в яркости. Тут дело в судьбе. Толя был человеком Судьбы. Он так и ощущал себя, так и жил, так и воспринимали его все. Понятно, что у каждого своя судьба, но не каждый живет с ощущением своей Судьбы.
Толя так жил. Так и стихи писал. Это в нем было, конечно, очень русское, предельно русское.
… Я заметил: Толя, где бы и как бы он ни жил, куда бы его не носило, как раз везде в первую очередь «обустраивал» свой дом. Даже и в общежитии. С Валерой Клячиным, поселившись в одной комнате, они натянули вдоль всей комнаты «стену» из синей плотной материи. Кучу денег, наверное, на нее потратили. Но вот – свои комнаты, свои «дома». В гости ходили друг к другу.
Толя, кстати, был предельно бережлив, очень чистоплотен и невероятно трудолюбив! Брался за любую работу, делал ее быстро, я бы сказал, яростно, и всё у него получалось.
Он всегда производил впечатление человека, очень уверенного в себе. Всегда делал то, что решил он, всегда решал сам. Иногда это было в нем до наивности. Как-то он рассказал мне, что в Питере, спускаясь по эскалатору вниз, решил зачем-то вернуться обратно. Повернулся и пошел. Вверх по едущему вниз эскалатору. Уже по дороге заметил, что поднимается как-то уж очень медленно, практически на месте стоит. А ведь шагает по ступеням бодро, почти бегом. Другой бы сразу повернул, спустился бы, как все люди, и поднялся на другом эскалаторе, как все. Но Толя, если чего решил… «Наверху, – рассказывал он мне, – меня уже ждали два милиционера. С интересом так на меня смотрели. И даже задерживать не стали».
Смешная вроде деталь, но она так характеризует Богатых! Мне кажется, он всю жизнь вот так уверенно прошел вверх по эскалатору, который шел вниз. И достиг своей вершины. А наверху его ждали уже не милиционеры, а, скажем, ангелы. И тоже смотрели на него с удивлением и интересом. Надо же! Дошел!
Когда он купил дом в Ивановской области, то и там работал не покладая рук. Идеальный дом, идеальный огород. И ремонт в своей первой московской квартире, когда женился на Эвелине Ракитской, делал тоже сам. Со вкусом. Я, помню, удивился, что подоконники он покрасил в черный цвет. Это был так стильно!
Со вкусом он и свою библиотеку подбирал. И торговал книгами в девяностые годы тоже со вкусом. Я у него шофером личным тогда работал. Он мне хорошо платил. А в «Литературной газете» мне тогда не платили ничего. «Вот так, Басинский, – говорил Богатых. – Я из тебя человека сделаю! Открою свою сеть магазинов, купим тебе машину приличную, иномарку». А пока мы разъезжали на моем «жигуленке» по книжным складам, мелким оптом брали книги и развозили их по арендуемым Толей лоткам возле метро. Книги он брал принципиально только «интеллектуальные». Хорошую литературу. От Довлатова до Бердяева. Тогда это, впрочем, хорошо и расходилось. Но Толя чувствовал себя «просветителем». Это было важно для него. Не торгаш какой-нибудь, а просветитель! Нужно ли говорить, что «бизнес» этот его не долго просуществовал?
Да, он был такой. С ним было порой очень трудно или, как принято нынче выражаться, «не комфортно». Но разве «комфортно» было с Сергеем Есениным или Николаем Рубцовым? Причем самым близким людям. Не будем забывать об этом.
Он не мог просто жить. Он должен был жить, всегда чувствуя, что исполняет свою Судьбу. Свое предназначение.
Бессмысленно думать о том, была ли эта Судьба предначертана ему на небесах, или он сам ее себе сочинил. Это ведь одно и то же. Важно, что она – состоялась.
Валя Кизило обратила мое внимание, что все свои книги он называл на «П». «Полоса отчуждения», «По праву перелетных птиц», «Пятьдесят стихотворений», «Под уездной звездой», «Прощание». И эта тоже – «Против течения». Почему на «П»? Пушкин? Неважно. Это характерно для Толи. Не просто названия.
Больше всех он любил Пушкина и Достоевского – свидетельствую с полной достоверностью, потому что он часто это говорил. Умер он в день рождения Пушкина, 6 июня. А когда я увидел его в гробу, то вздрогнул! Вылитый Достоевский, каким он стал после смерти и был запечатлен на фотографиях. А это уже, конечно, не случайность. Таких случайностей не бывает.
Но вообще-то он любил шутить. Даже, скорее, острить. У него было, я бы сказал, какое-то беспощадное чувство юмора. Как-то он мне сказал: «Ты, Басинский, меня не подкалывай! Ты со мной в этом не соревнуйся!» В этом с ним, правда, трудно было соревноваться. Острый язычок Толи все хорошо знавшие его – помнят.
Толи уже нет, а книги его выходят. Это главное.
Павел Басинский
Под уездной звездой
(книга стихотворений)
…От ямщика до первого поэта, Мы все поём уныло. Грустный вой Песнь русская.
Под уездной звездой
«Не буди этот вечный и страшный покой…»
Не буди этот вечный и страшный покой,
где немые могильные камни застыли,
где сожжённых усадеб забытые были, —
над великой