Родился сын. Он любил показываться с ним везде, но, чтобы прививать ему какие-нибудь навыки – это дело жены: он добытчик. Денег на троих всегда хватает, жильем обеспечены, а лишнего им не надо. Что еще можно желать для счастья.
Основу его жизни составляла даже не столько работа, сколько пассии в разных городах. Везде его встречали с желанием видеть и чувствовать. Да и работа не позволяла дома особо задерживаться. О том, что семье нужно отдавать еще что-то кроме денег, как-то не задумывался. Жена занималась ребенком в силу того, как она это понимала: здоров, одет, ни перед кем не гнется, вроде бы учится.
Прошло время, он выработал свой летный ресурс. И его, как грамотного профессионала, оставили тренировать молодое поколение. Но и эта пора прошла, незаметно наступил пенсионный возраст.
Сын закончил обучение, начал работать, но какого-либо желания трудиться, тем более помогать головой своим рукам, вообще- то не было. Работать его не научили, думать и, тем более, как реализовать себя он не знал. От безысходности стал попивать.
Отец привыкший быть непререкаемым авторитетом, подкрепляемый безропотной всепослушливостью жены и желанием слышать только себя, пытался отстоять это видение жизни и перед выросшим сыном, но …. Однажды, весьма приняв на грудь, в ответ на замечания отца, сын ударил его в лицо. И, повалив на пол, стал бить ногами. Бил до тех пор, пока не устал. Мать только плакала и металась от любимого своего божества к единственному своему сокровищу. Потом была реанимация, несколько месяцев в больнице и инвалидная коляска.
Милиция не вмешивалась: семейное дело – сами разберутся.
Врачи насколько могли – сочувствовали. Но, каково же было удивление, когда буквально через несколько дней бывший пациент опять оказался у них в палате и в гораздо более худшем состоянии. Жена приходила к нему чаще, чем к кому бы то ни было. Но даже в этом положении он все время ее за что-то бранил и стенал на то, что она к нему совсем плохо относится и не следит. А во сне со страхом представлял себе очередную встречу с сыном. Жена же только плакала и никак не могла понять, за что же им эта напасть.
Второзаконие YIII.-5 «И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего»
II. Еще в середине 20 века, когда ему не было и семи лет он с родителями жил в небольшой деревушке рядом с еще не старым, но очень изможденным человеком. Дедушка (для ребенка) достаточно долго и тяжело болел раком желудка. Ему сделали несколько операций, и он уже очень устал от них, от самого себя и от своей обузности близким.
Когда этого еле живого человека начали лечить сулемой, он притворился, что она помогает и ему становится легче. Как-то оставили это снадобье рядом с кроватью и вышли. Его, изъеденное болью, сознание немедленно приняло решение: выпил сразу все то, что было назначено на курс лечения. Отошел он в этот же день в невероятных муках и этим освободил себя от нескольких месяцев (или недель) страданий.
Воспоминания об этом заботливом и ласковом человеке пришли тогда, когда он уже научился, насколько понимал это, обращаться к Господу. Вечернюю молитву он всегда совершал поздним вечером или ночью один в темной комнате большого дома при горящих лампаде и свече перед иконочками. После молитв благодарения на сердце снисходила благость. Веки сомкнуты, в глазах светло, тело почти не ощущается. Когда подошел черед отошедшего много десятилетий назад пожилого человека, появились слезы. Неожиданно ему был явлен огромный темный камень с плоской гранью. На ней проступал узнаваемый замурованный силуэт. Только в отдельные моменты были едва различимы движения, как у почти обесточенного робота. Сердце сжалось в комок и буквально истекало слезами в просьбе к Господу, облегчить его участь. Он не помнил, сколько продолжалось прошение.
В какое-то мгновенье почувствовал: сейчас что-то произойдет. Действительно, он физически ощутил, что от двери на него кто-то пронзительно смотрит. Вся его кожа сзади от макушки до пяток ног стала объята даже не диким ужасом, а многократ чем-то более жутким. Это был не холод и не жар топки в земном их ощущении, это был не изведанный ни до, ни после сверхъестественный, преисподний страх. Стало ясно: пришел посланец князя тьмы посмотреть: кто это просит за самоубийцу. Панически хотелось повернуться и взглянуть на гостя. Все же мысль, устремленная к Господу, не дала ни одному мускулу даже вздрогнуть. Он понимал, что с ним, как действительно грешным человеком, может произойти, что угодно, но продолжал стоять и молиться. Посещение закончилось так же внезапно, как и началось, видимо любопытство пришельца было удовлетворено. Обволакивающий поток спокойствия и тепла от тех, кто был изображен на освещенных иконах и никак не идентифицированное более полувековым опытом чувство жгучей опасности от вонзавшихся сзади мириады игл, легли бесценным знанием в жизненную копилку.
Произошедшее не изменило сложившегося правила, и дни молений за очень