Автобиографический апокалипсис, или Оптимистическая исповедь. Сергей Аристов

т я и стал вытягивать из себя все частности: а зачем поздравил, для чего и т. д. Одним словом, в очередной раз снова стал копошиться в себе. Старикам это свойственно.

      Мы с тем, кого я поздравил, одногодки. Но когда он родился, я еще только начал формироваться в утробе своей мамы.

      Формирование проходило обычно, тут и рассказывать нечего. Правда, когда я пытался в назначенное время вдохнуть глоток свежего воздуха, произошел маленький казус. Дяденька, который меня вытаскивал, а случилось это в канун нового 1951 года, был несколько не в форме. Слегка пьян, ну совсем, совсем чуть-чуть.

      И вот то, что пыталось вылезти, этот эскулап принял за новогодний кошмар и всячески пытался засунуть обратно. Борьба продолжалась достаточно долго. Но я все-таки вылез. Эта была моя первая победа. Потом их было еще много, этих попыток физического выживания.

      Моей бабушке, папиной маме, я тоже как-то пришелся не по душе, и она, в отсутствие мамы, поила меня чем-то невкусным и довела до состояния глубокого нарушения обмена веществ, с исхуданием, слабостью и прочими не очень хорошими медицинскими терминами, подробно о которых, как правило, пишут в свидетельстве о смерти.

      Как же! От меня так просто не отделаешься.

      Мама, от которой я все это и знаю, решила: пусть умирает у меня на руках. Взяв меня и небольшой узелок с вещами, уехала к своим родителям.

      В общем, моя другая бабушка, мамина мама, а главным образом прабабушка, которая была еще физически достаточно крепкой, поставили меня на ноги константно.

      Что такое «константно» понятия не имею, какая-то постоянная величина, но звучит красиво.

      Таким образом, борьба за выживаемость буквально с первых секунд моего физического существования стала смыслом всей моей дальнейшей жизни. О материальных благах, прочих мирских штучках думать было некогда всю жизнь. Только выживать!

      Но об этом тоже несколько позже.

      Так вот моя прабабушка что-то стала смешивать, перетирать, варить, и все это я пил. Насчет вкуса не скажу, не помню, но к полутора годам окреп и даже стал пытаться учиться ходить.

      Да, с опозданием, простите, – форс-мажор, зато сейчас не остановишь.

      Немного о маме.

      У мамы еще совсем в раннем возрасте, до войны, обнаружили артистические способности и стали приглашать на всякие выступления.

      В Колонном зале Дома Союзов она была прописана практически постоянно.

      Иван Козловский, Лидия Русланова, Мила Юркова (моя мама): вот те исполнители, которых регулярно объявлял Михаил Наумович Гаркави – самый популярный в то время советский конферансье, на очередном концерте в Доме Союзов. Мама читала стихи о товарище Сталине, которые писал поэт Марк Триус. Некоторые стихи о товарище Сталине он писал как раз для мамы. Ну, а на радио «Коминтерн» ее голос с этими же стишками звучал на всю страну.