КИРОВ. Вот я и дома. На съезде хорошо, а дома лучше. Ну, Мария Львовна, рассказывай, как живешь.
МАРКУС (грустно). Рассказываю. Ждала тебя, Сергей Миронович, а ты всё не приходил. И знаешь, что я делала?
КИРОВ. Ну, что? Чулок вязала?
МАРКУС. Я сидела и считала.
КИРОВ. Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик…
МАРКУС. Погулять.
КИРОВ (старательно дышит на руки). Простыл я в Москве, никак не могу согреться.
МАРКУС. Погулять, Сережа. «Красная стрела» приходит в девять.
КИРОВ. А может, инфлюэнца… Так ведь не говорят уже, верно?
МАРКУС. Сейчас половина двенадцатого.
КИРОВ. Говорят – грипп. По-дурацки звучит, честное слово. А раньше красиво – инфлюэнца.
МАРКУС. А что же ты делал с девяти до половины двенадцатого? Может, ты с вокзала пешком шел?
КИРОВ (натужно смеется). Чего еще придумала! Знаешь ведь, что не пешком.
МАРКУС. А я всё посчитала. Пешком ты бы уже два раза дошел. Где же ты был, Сергей Миронович?
КИРОВ. Да в Смольном, где же еще! Заезжал в Смольный за бумагами.
МАРКУС. В Смольный… Раньше ты ездил на охоту. Ты очень любил охотиться под Лугой, пока там работала Мильда Драуле. А теперь ты перевел ее поближе и… (Делает движение рукой.)
КИРОВ. Что – и…? Ну, договаривай!
МАРКУС…. и ездишь охотиться в Смольный.
КИРОВ. Да не я Драуле в Ленинград переводил.
МАРКУС. Сама перевелась. Ты ведь во всем комфорт любишь. Стоишь на охоте, покуриваешь, а егеря для тебя дичь сгоняют. Понравилась Драуле – получите, с доставкой в Смольный.
КИРОВ. Оставь Драуле в покое, ясно? И вообще заткни шарманку. Может, прикажешь еще перед тобой оправдываться?
МАРКУС. Да уж зачем, я тебе – кто? Так, сожительница. Почему за столько лет ты на мне так и не женился? А я знаю. Не нужна я тебе, ты кого-нибудь получше ищешь. Я ведь всех твоих баб наперечет знаю.
КИРОВ. Ну и дура ты, Маша. Да за столько лет неужто бы я лучшей не нашел, сама подумай! Ведь любая из них лучше тебя. Ты только не обижайся.
МАРКУС. Я – материал отработанный. Старая, глупая.
КИРОВ. Притом истеричка. Говорю же тебе как человеку: брак – явление временное, буржуазный пережиток. Брак отомрет, а мы с тобой женатыми окажемся. Вот будет положение, а? Подожди-ка минуту, прочту тебе кое-что о браке. (Подходит к книжному шкафу, снимает с полки книгу, за ней стоит бутылка водки.) Маша, здесь кто-то водку поставил.
МАРКУС. Поздравляю.
КИРОВ. Нет, серьезно: бутылка водки, притом открытая. Что все это значит?
МАРКУС. Надо думать, открыл кто-то.
Звонит телефон, Киров снимает телефонную трубку.
КИРОВ. Киров на проводе.
МАРКУС (в сторону). Вопрос лишь в том, кто ее открыл.
ГОЛОС СУОМАЛАЙНЕН-ТЮНККЮНЕН (задорно). Говорит Суомалайнен-Тюнккюнен. С приездом, товарищ Киров! В Смольном вас ждут – не дождутся. Что передать товарищам?
КИРОВ. Товарищам?
ГОЛОС С.-Т. Да!
КИРОВ. А просто передайте.
МАРКУС (в сторону). В Смольном его до сих пор ждут – не дождутся.
ГОЛОС С.-Т. Значит, просто передам.
МАРКУС. А кое-кто, получается, уже дождался.
КИРОВ. Товарищ Суомалайнен-Тюнккюнен, вы схватываете на лету.
ГОЛОС С.-Т. А вы, товарищ Киров, уж если что-то скажете, то – не в бровь, а в глаз.
КИРОВ. Да, именно туда. Конец связи.
МАРКУС. Конец связи. Мы непременно должны добиться конца этой связи. Сережа…
КИРОВ. Что?
МАРКУС. Я видела сон.
КИРОВ. О, Господи! Еще один?
МАРКУС. Крайне неприятный.
КИРОВ. Тебя знаешь, как в Смольном называют?
МАРКУС. Мне все равно.
КИРОВ. Верой Павловной. Ты бы хоть посторонним своих снов не рассказывала.
МАРКУС. Мне снилось, Сережа, что ты едешь в «Красной стреле».
КИРОВ. Чудовищно
МАРКУС. И в вагоне открыты окна. Твои волосы трепещут на ветру. Внезапно в вагон влетают сотни хищных птиц и склевывают тебя.
КИРОВ. Как, совсем?
МАРКУС. Нет, они оставили скелет. В «Красной стреле», Сережа, продолжал ехать твой белый скелет.
ГОЛОС С.-Т. Как все-таки важно закрывать в вагоне окна.
МАРКУС. Сережа.
КИРОВ. Ну, что еще?
МАРКУС. Я ведь стараюсь, Сережа. Я ведь очень стараюсь тебе соответствовать. Мечтаю, чтобы в твоем будущем музее нашелся