2513 н. э.
Траурный кортеж медленно двигался по мраморной эспланаде, тянущейся вдоль закованного в гранит берега озера Женева. Вайерман наконец умер…
Альпы, долина Женевы, озеро и зеленые леса на склонах гор вокруг. Вода голубая и холодная; мрачные и серые треугольники гор со снежными шапками на вершинах, высокогорные ветры кружат снег и треплют щелкающие знамена. Летом, не сейчас, это озеро, с трех сторон плотно окруженное самыми модными в освоенной человеком вселенной курортами, полно прогулочными лодочками. С четвертой стороны озера находится город. Столица Солнечной системы.
… С эспланады, не переходя мостовую, выйти к берегу озера было невозможно, и так как сегодня полиция строго пресекала такие попытки, любой желающий посмотреть на похоронную процессию Вайермана вынужден был стоять в растянувшейся вдоль дороги тесной толпе сразу за последними домами города, возвышающимся над головой. Отсюда можно было видеть не только шествие прощающихся, членов почетного караула и военных оркестров, не только приглушенно гудящий броневик с укрытым национальным флагом гробом, установленным на месте снятой автоматической пушки, но также и озеро, горы и апрельское небо…
Женева была белой, какой ей и следовало быть по завету Вайермана. В архитектуре преобладал модерн-неоклассик, стиль, неоднократно подвергнутый критике столпами жанра, но тем не менее являющийся наилучшим возможным приближением из нержавеющий стали, стекла и обтесанных известняковых плит к идеалам Древней Греции, которых, в понимании общественности, надлежало придерживаться уважающим себя общественным и государственным зданиям. Приземистые строения с треугольными крышами дугой выстраивались вдоль берега озера, спускались к нему средь зелени склонов холмов – большинство находило, что вид города захватывает дух. В Солнечной системе было три населенных людьми планеты, общая численность которых достигала четырех миллиардов. Город Женева был всеобщим символом. Шале Вайермана находилось прямо над городом на срезанной вершине одной из гор. Снег на крыше шале штаб-квартиры и у его подножия сверкал на солнце тысячей искр. Стеклянные стены были слегка тонированы и ослабляли солнечный свет, не допуская его внутрь полностью; тщательно продуманное распределение пигмента в стеклах оставляло их нижние половины идеально прозрачными, и поэтому мужчина, сидящий в глубоком кожаном кресле около сложенного из отесанного камня камина, мог любоваться зрелищем, открывающимся с вершины мира, вполне свободно.
… Медленно и торжественно марширующие по эспланаде военные оркестры исполняли старинные траурные марши. Время от времени, когда музыка пронимала толпу, люди в ней принимались раскачиваться, как почерневший от мороза ячмень на брошенном поле. Никаких криков или стенаний, почти неприличное отсутствие бурных эмоций. Никаких громких рыданий, поскольку горя, в привычном смысле этого слова, тоже не было. У газетных фотографов не имелось недостатка в подходящих типажах мужского и женского пола с носовыми платками у заплаканных глаз, но в целом толпа – в том смысле, в котором толпу понимал Вайерман – была далека от того состояния, которое обычно называют горем. Горе есть чистая, рафинированная эмоция. Горе основано на присутствии одного изначального, базисного чувства: ощущения потери. Люди видели потерю – потерю невосполнимую. Но вместе с тем ощущение потери каждого имело множество своеобразных оттенков; любовь, но также и страх, подавленное, упадническое настроение, но также и нервное возбуждение и даже тщательно скрываемая радость. Горе неведомо улью, оставшемуся без матки. Но сам факт отсутствия матки улью понятен. Улей гудит и волнуется. Над головами толпы и над всей Женевой висело неясное приглушенное бормотание, в которое сливались звуки, производимые людьми, сдержанно выражающими уместные переживания. Вздохи и скрежет зубов, шарканье ног, стоны и печальное или раздраженное покашливание, смех, все это наполняло собой чашу Женевской долины, с трепетом колыхалось огромным покрывалом над голубой водою, взлетало к горам, отражалось от их склонов и низвергалось тихим эхом вниз…
Город Женева белый и чистый, современный, лишь смутно помнящий свое прошлое, воздвигнутый по единому грандиозному плану, несколько скомканному на заключительном этапе строительства в связи с определенными практическими трудностями, что однако совершенно не замечалось никем из гуляющих по главным улицам его центральных районов. Женева грациозный и счастливый город. У нее есть свои традиции – тщательно сохраняемые и восходящие к далеким временам древней швейцарской столицы, разрушенной силами Вторжения. Старого города не стало, его сровняли с землей. Есть еще те, кто помнит, что пришельцы отстроили Женеву заново, прежде чем их изгнали с Земли во время Освобождения. Как бы там ни было, на месте Второй Женевы Вайерманом была воздвигнута Третья, в которой старые традиции явились замечательной основой для новой жизни.
Это стало городом людей.
… В правительственных зданиях никого. Все клерки гражданских служб сейчас находятся в толпе зрителей. Служащие остались только в нескольких департаментах; в личных кабинетах, в каждом из них в полном одиночестве сидит молодой мужчина.
В одном из кабинетов находился