Почти каждый день, после полудня, в прихожей раздавался тихий звонок, и в дверях детской показывалась высокая старушка.
– Мамочка! – радостно восклицала молодая мать.
– Я сразу не подойду, Клавдюша… Я хотя и обогрелась…все-таки… Я сегодня Лёлечку во сне видела, не утерпела, зашла поцеловать ее. Ну, что она?
– Знаете, бабушка… Мы сегодня «мама» сказали. В первый раз… Теперь скоро и «баба» сажем!
– Ну, Христос с ней! Ангел-хранитель! – говорила старушка и, подойдя, горячо обнимала дочь и внучку.
– Удивительная девочка! Знаете, бабушка, спит всегда спокойно: ни крику, ни капризов; может по целому часу лежать одна в кроватке и ловить свои крошечные ножонки.
– Милая деточка! Такая прекрасная, – точно ангел Божий! Она, кажется, засыпает, Клавдюша… – бабушка с любовью крестила внучку.
– Спит, мое сокровище, – шепотом говорила мама.
– Дай, снесу в кроватку! – просила бабушка.
– Лёля, ангел мой! Солнышко мое! – в безумном восторге твердила мать, брала крошку на руки, кружилась с ней по комнате, пела, танцевала.
– Нет… Пусть немножко полежит у меня. – И они обе умолкали, в немом обожании глядя на девочку.
Так заставал их отец Лёли.
– Она сегодня «мама» сказала, – сообщала счастливая молодая мать, раскрасневшись, как зарево, от радости.
Отец крестил сонную дочку, любовался ею с гордой улыбкой, тихо целовал русую головку и относил бережно девочку в ее белоснежную кроватку.
Лёля подрастает
Девочка подрастала. Её все любили – решительно все: родные, чужие, прислуга, дети, животные.
Ласковая, кроткая, прекрасная, как ангел, – она готова была все отдать от себя и никогда никому не сказала резкого слова, никому не причинила огорчения.
– Этот ребенок не от мира сего, – говорила бабушка.
– В девочке небесная отметка, – вторила тетя Маня, сестра отца, горячо любившая маленькую Лёлю.
– Зачем, зачем она такая – особенная?! – сокрушался отец. – Как мне страшно за нее! Я бы хотел, чтобы она бегала и шалила, как другие дети, чтобы капризничала иногда, как Зиночка, или проказничала, как Лида.
– Да, она у нас совсем необыкновенная! – говорила тихо мама и обращала на свою кроткую девочку взгляд, полный горячей любви.
Лёлечке было четыре года; худенькая, высокая не по летам, с бледным нежным личиком, как будто выточенными, прекрасными чертами, серьезная, задумчивая, – она казалась девочкой лет семи.
– Дивлюсь я, барыня, на нашу Лёлюшку, – говорила няня, возвращаясь с прогулки. – Верите ли, без слез смотреть на нее невозможно: играет Лёля с детьми, такая крошечная – всем уступит, не любит ссоры – сейчас всех уговорит, успокоит, приласкает… И чужие-то дивятся на нашу барышню. Никто не верит, что ей пятый годок.
«Лёля, мое ясное солнышко! Будь такой всегда-всегда… Свети и согревай всюду, где ты появишься, – и благо тебе будет!» – думала мама с замиравшим от счастья сердцем.
Оттого ли, что милого ребенка так много и горячо любили, ее сердце было открыто для любви, участия и ласки. Даже в свои четыре года Лёля как-то забывала о себе и хотела быть полезной, насколько позволяли ее маленькие силы.
– Лёлюшка, посиди, лапушка, с Зиной! Позабавь сестрицу! – просит старушка-няня и без страха уходит на кухню, оставляя детей одних.
Маленькая нянюшка, пока ее не сменяют, гулит и забавляет свою белокурую курчавую сестренку.
– А-а-гу, Зиночек… Идет коза рогатая за малыми ребятами… Забодает, забодает… А-а-гу, Зиночек! Смотри, какой зайчик бегает. Заинька, попляши… Заинька, поскачи, у тебя ножки хороши!..
Лёля наставляет стеклянное яичко под солнечный луч, и светлый зайчик скользит по стенам, по полу, по потолку. Маленькая сестренка громко и весело смеется.
– Ай, Лёлюшка! Вот-то спасибо, милушка! Я и кофейку попила… Спасибо, что Зиночку позабавила! – говорит вернувшаяся няня.
Если мама садилась шить, Лёля сейчас же приносила ей скамеечку под ноги и сама усаживалась около. После обеда, без указаний, малютка спешила принести отцу газету и портсигар, и если в доме кто-нибудь что-либо забывал, – она всегда напоминала первая как-то вовремя.
– Лёлечка, почисти ягоды для варенья! – говорит мама и знает, что на девочку можно положиться: пока не кончит, ни одной ягодки не положит в рот.
– Мы и бабушке дадим варенья. А пенки все станем пробовать… – шепчет крошка, перебирая аккуратно ягоды.
Один раз тетя Маня увезла Лёлю к себе на целый день.
– Лёлечка, пожалуйста, ничего не ешь там, кроме бульона и котлетки: тебе нельзя! – сказала мама, одевая девочку.
И этих слов было довольно.
Взволнованная и растроганная привезла ее тетя Маня домой.
– Знаешь,