При свете дня дома казались ей незнакомыми, так что она даже проехала мимо въезда в его гараж. Сара резко затормозила, машина заскользила, и с заднего сиденья раздался вскрик. В зеркале показалась недовольная физиономия сына.
– Я недолго, дружок, – сказала она.
Перед гаражом на белом снегу чернел большой прямоугольник асфальта. Она догадалась, что тут был припаркован соседский автомобиль. У нее перехватило горло: только бы не опоздать!
– А кто здесь живет? – спросил мальчик.
– Да так, один знакомый, – ответила Сара и машинально поправила прическу, глядя в зеркало. – Меня не будет минут десять, дружок. Я оставлю ключи, если хочешь, послушай радио.
Не дожидаясь ответа, она вышла и засеменила в скользких туфлях к двери, через которую множество раз входила и выходила, но никогда вот так, средь бела дня, под любопытными взглядами из окон соседних коттеджей. Внутри дома, словно шмель в банке с вареньем, прожужжал звонок. С нарастающим отчаянием она ждала, посматривая в ближайшее окно, в котором отражались черные голые яблони, серое небо и белые, будто залитые молоком, окрестности. Услышав наконец шаги за дверью, Сара с облегчением вздохнула и в следующее мгновение бросилась к нему в объятия.
– Не уезжай, любимый, – взмолилась она, еле сдерживая рвущиеся из груди рыдания.
– Мне надо, – ответил он тоном, каким повторяют до смерти надоевший припев.
Его руки нащупывали знакомые тропы – тропы, по которым он никогда не уставал бродить.
– Нет, тебе не надо, – прошептала она ему на ухо. – Ты сам хочешь уехать. Тебе тут скучно.
– Ну уж с тобой-то мне не бывает скучно…
Она уловила в голосе недовольство, хотя его руки, сильные и мягкие, тем временем скользили по ее коже, вниз по пояснице, забираясь под юбку, в колготки. Он и Сара были как опытная пара танцоров, чувствующих малейшее движение друг друга, дыхание, ритм. Вначале белый прекрасный пламень – любовь. Затем черный – боль.
Его руки приподняли ее пальто, потянулись под толстой тканью к соскам. Он обожал ее соски, подолгу ласкал – может, оттого, что у него их вообще не было.
– Ты припарковалась перед гаражом? – спросил он и с силой ущипнул их.
Она кивнула и почувствовала, как боль будто выпустила ей в голову стрелу желания. Ее лоно распахнулось навстречу его пальцам, которые вот-вот окажутся там.
– Да. Мальчик ждет в машине.
Его руки замерли.
– Он ничего не знает, – простонала она, почувствовав, что его руки медлят.
– А твой муж? Он где?
– Где он может быть? На работе, конечно.
Теперь уже в ее голосе звучала досада. Потому что он впутал в разговор ее мужа, а она слова о нем не могла сказать не раздражаясь. А еще потому, что ее тело требовало его немедленно. Сара Квинесланн расстегнула молнию на его брюках.
– Не надо… – начал он и схватил ее за запястье. Но тут она сильно ударила его другой рукой.
Он изумленно посмотрел на нее, а на скуле уже расплывалось красное пятно. Она вцепилась в его густые черные волосы и притянула его лицо к своему.
– Тебе придется уехать, – прошептала она. – Но сначала тебе придется трахнуть меня, понятно?
Она чувствовала его дыхание на своем лице. Теперь его было не остановить. Она еще раз ударила его свободной рукой, и его член начал набухать в ее ладони.
Он все еще двигался резко и сильно, но она уже кончила. Она оцепенела, волшебство исчезло, напряжение спало, и к ней вновь подступило отчаяние. Ей его не хватало. Даже теперь, когда он был рядом, ей его не хватало. Не хватало всех этих лет, что она провела в тоске, всех слез, что выплакала, всех тех отчаянных поступков, которые он заставлял ее совершать. Не давая взамен ничего. Ничего абсолютно.
Стоя с закрытыми глазами у края кровати, он продолжал свое дело. Сара взглянула на его грудь. Она долго не могла привыкнуть, но потом ей даже стала нравиться эта абсолютно гладкая белая кожа, обтягивавшая грудные мышцы. Она напоминала ей древние статуи, у которых, в угоду всеобщей стыдливости, тоже не было сосков.
Его стоны становились все громче. Она знала, что он вот-вот кончит с яростным рычанием. Ей нравилось, когда он так рычал. И это вечно удивленное, охваченное экстазом, почти болезненно искаженное лицо – будто оргазм каждый раз превосходил самые смелые его ожидания. Теперь она просто дожидалась его финального рыка – прощального мычания в холодной коробке его спальни, где рябило от фотографий, гардин, ковров. Скоро он оденется и уедет на другой конец страны, туда, где, по его словам, он получил деловое предложение, от которого не мог отказаться. Зато вот от этого он сможет отказаться. От этого. И все равно будет рычать от наслаждения.
Она закрыла глаза. Но рычания не последовало. Он остановился.
– Что случилось? – Сара открыла глаза.
Его лицо было перекошено. Но не от наслаждения.
– Рожа, –