Каждый раз, когда я уезжаю в Москву или возвращаюсь, с волнением вспоминаю об этом и озираюсь вокруг. На какой платформе мне был подарен тот шанс? Еще совсем недавно отец мог бы мне это показать, но время утекло, теперь он уже этого не покажет. Раньше здесь пахло паровозным дымом, потом почти так же пахло печками из вагонов, теперь не пахнет ничем. Солидная публика идет вдоль ярко освещенной «Красной стрелы», потом с торжественной музыкой та отплывает, и буйная молодежь по темным боковым платформам мчится к тусклым плацкартным поездам. Больше я люблю ездить как раз на таких. Молодежь и старики в бедных вагонах гораздо говорливее и откровеннее, чем вежливая, но необщительная солидная публика.
И когда я прохожу по платформе, думаю: а ведь будет когда-то раз, который окажется последним? Может, вот этот мой проход и есть последний? С годами такая мысль появляется все чаще. И вокзал этот видит, как я меняюсь с годами. Но меняется и он.
Зеркало эпох
Родители выгрузили меня здесь из вагона в сорок шестом, мы поехали к нашему дому в кузове грузовика. Несколько домов вокруг были разрушены. Первое, что я увидел в этом городе, – площадь. Первый знак. Эта площадь, открывающая Ленинград, неоднократно меняла свой облик и на моей памяти, и – до меня.
Образовалась она случайно. Как часто это в России – по ошибке, но в результате – удачно. Никакой площади не планировалось. В этой точке должна была сойтись прямая, как стрела, Невская першпектива, которую прокладывали со стороны Александро-Невской лавры монахи, а со стороны Адмиралтейства – государевы люди. Не сошлось! Получилось криво. Насквозь, по прямой, перспектива не просматривалась. Говорят, на этом самом месте по приказу Петра высекли монахов, – виноватыми, естественно, оказались они. Этот миф может быть и вымыслом, но довольно точно передает «стиль» неукротимого Петра.
Но ошибка, как это случается, оказалось гениальной. Именно это место стало на редкость удачным для строительства Московского вокзала, с которого для многих теперь и начинается город.
Сначала, как это было принято, здесь в 1804 году построили церковь, которая стала называться Знаменской, так же стали звать и площадь. Затем, к 1851 году, по проекту архитектора Константина Тона (того самого, автора знаменитого Храма Христа Спасителя в Москве) здесь возвели Николаевский вокзал железной дороги, соединившей Петербург с Москвой, и значение этой площади в Петербурге возросло многократно. Именно по ней сразу судят о переменах в нашем городе.
И действительно, почему-то именно здесь наиболее резко отражаются перемены и в городе, и в обществе. Другие петербургские места сохраняются веками, а это меняется как-то слишком торопливо. Может – чтоб угодить высоким гостям из Москвы, показать «динамизм» нашего города? Но здесь он проявляется как-то чрезмерно. Слава богу, что только здесь. Свой облик эта площадь меняла то и дело, словно снимая-надевая разные шапки.
В 1909 году здесь поставили мощный, приземистый конный памятник Александру III, самому, пожалуй, талантливому русскому царю после Петра I. Именно при Александре Россия совершила небывалый скачок, стала мировой экономической державой, а улицы нашего города, застроенные высокими домами, приобрели тот вид, которым мы наслаждаемся до сих пор.
Однако русское общество, сверху донизу, всегда почему-то жаждет перемен, не слишком просчитывая их последствия. Главное – чтобы не было, как сейчас! Вся нетерпимость нашего общества, весь сарказм и ирония, с которой принято воспринимать «расейскую жисть», обрушились не только на самого Александра III, но и на его памятник. Ходила такая загадка:
На площади комод,
На комоде – бегемот,
На бегемоте – обормот,
На обормоте шапка,
На шапке крест,
Кто угадает —
Того под арест…
Теперь ясно, что Александр III точно был замечательным императором, при нем Россия не воевала, благоденствовала, развивалась. А памятник ему просто гениален! Великое творение Паоло Трубецкого! В этом можно убедиться, поглядев теперь на памятник во дворе Мраморного дворца на Неве, где он стоит на высоком пьедестале, который раньше занимал броневичок Ленина. Плечистый Александр восседает на мощном битюге, в казачьей форме. Какая сила в этом всаднике, и главное – уверенность, стабильность. Не мчаться куда-то, сломя голову, как мчатся другие более популярные всадники, а стоять на том, что есть – вот идея памятника, столь не симпатичная революционерам всех времен.
Им главное – перемены. Любой ценой! Ломать – не строить. И в 1937 году одним из «питерских ссыльных» оказался памятник Александру – его убрали с площади. И много десятилетий он томился во дворе