Угодливость и раболепие придворных, пресмыкавшихся перед своими повелителями, сплошь и рядом лишь способствовали развитию у них настоящей мании величия. Учитывая миниатюрность этих по большей части карликовых государств и ограниченность финансовых средств монархов, их потуги были направлены исключительно на то, чтобы пускать пыль в глаза своим соседям. Как писал прусский король Фридрих II Великий, «даже среди младших членов владетельных домов не было никого, кто не воображал бы себя похожим на Людовика ХIV; каждый строил свой Версаль, имел своих метресс и держал свои армии». Естественно, в условиях абсолютной монархии в германских землях пышным цветом распустился фаворитизм, любимцы и любимчики сплошь и рядом приобретали неограниченную власть. Посмотрим же, во что вылилось подражание королю-солнцу в княжестве Саксония, герцогстве Вюртемберг, маркграфстве Баден-Дурлах и королевстве Пруссия.
Колесо фортуны графини фон Козель
Прекрасная Саксония и ее князья
В первые два десятилетия ХVIII значительная часть Западной Европы покрылась полями сражений. В некоторых ее местностях все еще не вполне затянулись кровоточащие раны, нанесенные Тридцатилетней войной, которые регулярно давали знать о себе сильнейшими проблемами в области экономики и демографии, но, невзирая на эти печальные последствия, то тут, то там загромыхали битвы Войны за испанское наследство (1701–1714) и Большой северной войны (1700–1701). При этом Война за испанское наследство может, на мой взгляд, в определенном роде рассматриваться как некий прообраз мировой, столько было переплетено в ней интересов, связанных не только с Европой, но и с господством на морях, в Северной и Южной Америках и с правом торговать рабами, вывозимыми из Африки.
Как оно водится в таких обстоятельствах, весь груз лег на плечи простого народа: дополнительные налоги, насильственный забор в рекруты кормильцев семей, непосильная барщина, разорение хозяйств, голод и осложненные им эпидемии инфекционных заболеваний. От этих жестоких недугов при тогдашнем отсутствии даже элементарных понятий о гигиене не было никакого спасения, порой от этих напастей погибало до трети населения. Ограничивали ли себя во времена таких бедствий хоть в чем-то сильные мира сего? Ничуть.
Взять хотя бы курфюрста[1] Саксонии, впоследствии еще и короля Польши Августа II Сильного (1670–1733). Похоже на то, что безудержное стремление к роскоши и галантным похождениям было испокон века заложено в крови еще его предками. С одной стороны, саксонскую династию трудно было назвать захудалой: ее княжество отнюдь не принадлежало к числу заштатных суверенных образований, из которых состояла большая часть Священной Римской империи германской нации. По величине занимаемой площади оно было четвертым, не говоря уже о существенных запасах серебра, железа, олова, свинца, меди и цинка, таившихся в недрах Рудных гор. Значительную часть населения составляли мастеровые люди, а не крестьяне, сильно зависевшие от капризов погоды, поэтому саксонцы были людьми более зажиточными и, в некотором роде, более продвинутыми. Ремесленники ухитрялись извлекать прибыль даже из обработки древесины, которой изобиловали все те же горы, специализируясь на изготовлении типичных рождественских украшений: фигурок ангелов, пирамид, вертепов и т. п. Из них наиболее прославился, не в последнюю очередь благодаря творениям писателя Э. А. Т. Гофмана и композитора П. И. Чайковского, весьма безобразный, но такой чистый душой и добрый щелкунчик, исправно дробивший своими мощными челюстями орехи. Так что это княжество быстрее прочих суверенных государств оправилось от последствий Тридцатилетней войны, что подвигло саксонских курфюрстов взять решительный курс на повышение уровня культуры и великолепия своего двора.
Еще дед Августа, курфюрст Иоганн-Георг, перенял весьма разумный обычай выписывать для своих детей учителей из-за границы: языков и танцев – из Франции, пения и музыки – из Италии. Оттуда же приглашались танцоры, певцы и музыканты для постановки при дворе комедий и опер. За своим повелителем потянулась дворцовая знать, за ней – дворянство и даже крупные коммерсанты. Все это делалось, безусловно, в попытке скопировать блеск версальского двора и образ его богоподобного властелина Людовика ХIV, но последствия имело самые благоприятные. Со второй половины ХVII столетия закрепляется обычай посылать за границу, чаще всего в Париж, сыновей дворян с целью образования и приобретения изящных манер, необходимых для службы при дворе.
Это полезное начинание не замедлило весьма скоро дать свои обильные примечательные плоды. Уже в 1669 году французский путешественник, посетивший двор курфюрста в Дрездене, делится такими впечатлениями: «Двор курфюрста Саксонского есть один из самых блестящих