Пиво Из Бочки покачал головой:
– Никому не известно. Вот и с собаками так. То мир кишит мопсами, куда ни кинь взгляд, а секунду спустя ни единого мопса, одни пекинесы и овчарки. Чудно!
Кружка Портера и Двойное Виски С Содовой признали, что сие окутано мраком неизвестности и останется тайной навеки. Не исключено, что нам этого знать просто-напросто не положено.
– Не могу согласиться с вами, джентльмены, – сказал мистер Муллинер. Он рассеянно прихлебывал свое горячее виски с лимонным соком, но теперь встрепенулся и выпрямился, готовый вынести вердикт. – Причина исчезновения девушек величественного сложения и царственного обличья вполне очевидна. Таким способом Природа обеспечивает продолжение рода. Мир, полный девиц наподобие тех, которых Мередит помещал в свои романы, а Дюморье в свои рисунки на страницах «Панча», был бы миром, полным закоренелых старых дев. Нынешние молодые люди никогда не собрались бы с духом предложить им руку и сердце.
– Оно пожалуй, – согласился Пиво Из Бочки.
– У меня есть основания для подобного вывода, – сказал мистер Муллинер, – поскольку мой племянник Арчибальд сделал меня своим наперсником, когда влюбился в Аврелию Кэммерли. Он обожал эту девушку с пылом, который грозил помрачить его рассудок, каким бы этот рассудок ни был. Но самая мысль о том, чтобы сделать ей предложение, сообщил он мне, ввергала его в такое обморочное состояние, что лишь коньяк с содовой или сходное тонизирующее средство было способно привести его в чувство в те моменты, когда указанная мысль приходила ему в голову. Если бы не… Однако, быть может, вы предпочитаете выслушать эту историю с самого начала?
Люди, лишь поверхностно знавшие моего племянника Арчибальда (продолжал мистер Муллинер), были склонны считать его заурядным безмозглым молодым человеком. И, лишь узнав его поближе, они обнаруживали свою ошибку. Они начинали понимать, что безмозглость его была вовсе не заурядной, а, наоборот, исключительной. Даже в клубе «Трутни», где средний интеллектуальный уровень отнюдь не высок, часто можно было услышать, что служи Арчибальду мозгом моток шелка, так его не хватило бы и на гарнитур нижнего белья для канарейки. Он с веселой беззаботностью небрежно шагал по жизни и до двадцати пяти лет всего лишь раз испытал могучее всепоглощающее чувство – когда, шествуя по Бонд-стрит в разгар лондонского сезона, вдруг обнаружил, что Медоуз, его камердинер, по небрежности отправил его на прогулку в гетрах из разных пар.
А потом он встретил Аврелию Кэммерли.
Их первая встреча, как мне всегда казалось, обладает поразительным сходством с прославленной встречей поэта Данте и Беатриче Фортинари. Данте, если вы помните, тогда не обменялся с Беатриче ни единым словом. Как и Арчибальд с Аврелией. Данте просто выпучился на девушку. Так же поступил и Арчибальд. Как и мой племянник, Данте влюбился с первого взгляда, а было поэту в то время, насколько нам известно, ровно девять лет от роду – что практически соответствует умственному развитию Арчибальда Муллинера, когда он впервые направил свой монокль на Аврелию Кэммерли.
Только место знаменательной встречи нарушает параллель этих двух случаев. Данте, как гласит предание, шел по Понте-Веккио, тогда как Арчибальд Муллинер задумчиво потягивал коктейль в эркере клуба «Трутни», выходящем на Дувр-стрит.
И только он расслабил нижнюю челюсть, чтобы созерцать Дувр-стрит с наибольшими удобствами, как вдруг в поле его зрения вплыло нечто подобное греческой богине. Она вышла из магазина напротив клуба и остановилась на тротуаре в ожидании такси. И когда он увидел ее, любовь с первого взгляда поразила Арчибальда Муллинера, будто крапивница.
Непонятно, что послужило тому причиной, ибо она была совершенно не похожа на девушек, в которых Арчибальду прежде приходилось влюбляться с первого взгляда. Когда я был тут на днях, мне в руки попал роман полувековой давности, собственность, как мне кажется, мисс Постлетуэйт, нашей любезной и эрудированной буфетчицы. Озаглавлен он был «Тайна сэра Ральфа», и героиня, леди Элейн, описывалась как изумительная красавица, высокая, с благородной осанкой, орлиным носом, надменными глазами под тонко вырисованными бровями и той неприступной аристократичностью, которая выдает дщерь сотни графов. Аврелия Кэммерли могла быть двойником этой внушительной особы.
Тем не менее Арчибальд, едва узрев ее, зашатался, будто только что допитый коктейль был десятым, а не первым.
– Ого-го! – сказал Арчибальд.
Чтобы не упасть, он ухватился за проходившего мимо соклубника и, рассмотрев свою поимку, узнал юного Алджи Уимондема-Уимондема. Именно за такого соклубника он предпочел бы ухватиться, будь у него выбор, ибо Алджи принадлежал к тем людям, которые бывают всюду и знают всех, а потому, без сомнения, мог снабдить Арчибальда всеми необходимыми сведениями.
– Алджи, старина, – сказал Арчибальд тихим голосом, – минутку твоего драгоценного времени, если ты не против.
Он замолчал, так как сообразил, что следует соблюдать осторожность. Алджи был болтун из болтунов, и было бы верхом опрометчивости даже намекнуть ему на страсть, которая воспылала в его,